Автандилу язык, отчего тот расплылся в улыбке на всё лицо и высунул свой. Это была наша игра, о которой Пог не знал. Я вздохнул. Выбор был тяжёлым, и ни Пог, ни Люкс не могли бы мне помочь. Я перетащил ребёнка в кухню, и он тут же заснул.
Пока я размышлял, меня вызвал Гур:
– Слушай, мне тут немного денег не хватает, к началу следующего года. Думаю, прикупить акций, что посоветуешь?
Я вздохнул. Знаю я его «прикупить акций». Потом глобальный рынок ещё годы лихорадит. Впрочем, Люкс всё равно со своей пандемией…
– Бери нефтяников. Но чтобы к концу года вернул цены на свои места.
Гур ухмыльнулся:
– К концу года восстановлю, но что там дальше будет – от Люкса зависит.
Я махнул рукой. Наверняка нашёл какое-нибудь перспективное производство коньяка, вот и играет в бирюльки. Производство туда, производство сюда… Я вернулся мыслями к насущным делам. Хорошо рассуждать о научной этике, когда она не касается непосредственно тебя. С другой стороны, общий принцип педагогики, к которому понемногу подходят даже местные – обучать следует лишь своим примером. Поэтому сел за стол и не торопясь стал выводить на листе бумаги буквы местной азбуки.
За этим занятием меня застал звонок в дверь. Пропрыгав к двери, я впустил рабочих, которые, поцокав языками, сказали, что мне стоит просто временно заклеить окно плёнкой и что окно они, конечно, заменить могут, но тогда вскоре мне придётся вызывать их снова. Запрыгнув на подоконник (рабочие покачали головами, но ничего не сказали), я понял, в чём дело: отталкиваясь от подоконника вниз, Гур сломал пару кирпичей. Я махнул рукой: пусть меняют окно. И пусть – жаль, что я сообразил это только сейчас, – вызывают сварщика и устанавливают решётки. На их недоумённые взгляды я ответил:
– Я инвалид. Как видите, на подоконник я забраться способен, но вдруг случайно вывалюсь? И да, готов заплатить втрое против того, что вы получите за обычную работу.
Придирчиво осмотрев квартиру, я должен был признать, что работу они выполнили на совесть: мало того, что сделали всё как я сказал, установили решётки с надёжными замками и вторую дверь, за которой съездили тут же куда-то на ночь глядя, так ещё и заделали выломанные кирпичи, поэтому деньги я им отдал с чувством глубокого удовлетворения. Признаться, я даже был рад, что работа их затянулась за полночь, потому что было необходимо собраться с мыслями. Я успел дважды покормить малыша. Пог то ли не появлялся, то ли был занят чем-то своим. Но наконец рабочие разошлись, Пог, наконец, пробудившись, посмотрел на меня укоризненно и вновь заснул, и я сел за работу. Спустя три часа, исписав два листа, я сжёг в раковине черновик. Затем вышел из дома и прокатился до круглосуточного магазина, где купил настольный будильник. Дома я выставил его по местному времени и переправил на базу: так я смогу следить за временем, не вставая с ложемента. Также я переправил томик «Графа Дракулы», которого Гур всё просил меня прочесть, говоря, что мне понравится. Напоследок запер на замки все решётки, поместил Пога между дверьми, предупредив его, чтобы по возможности не оставлял ребёнка одного, и запер и их тоже. Ключи отправил на базу, сел за стол перед исписанными листами и отключился от носителя.
Очнувшись на базе, я поставил будильник на пять утра: пожалуй, трёх с лишним часов для моего соратника будет достаточно на первый раз – и погрузился в чтение романа Стокера. Чем дальше я вчитывался, тем больше во мне зрело убеждение, что текст этот был написан не то под прямым влиянием Гура, не то им самим, больно уж стиль напоминал Гуровское чувство юмора. Мне оставалось меньше сотни страниц, когда раздался писк будильника. Отложив в сторону книжку, я встал, переправил обратно в свою квартиру ключи и, надеясь на лучшее, отправился туда сам.
Вернувшись, я облегчением увидел себя примерно в той же позе, в которой покидал тело. Бумаги и телефон лежат на столе. Есть не хочется. Уже неплохо. Я отпер дверь, переложил Автандила в его кроватку и вернулся к столу. На моих записках внизу была приписка, сделанная неровным почерком: «Мне привычнее диктофон, я оставил запись». Я взял телефон и начал слушать запись Михаила. Голос был намного более ровным, чем на предыдущих записях, и это настроило меня на благожелательный лад.
Михаил. Запись № 8
Для начала, я очень благодарен, что вы позволили мне жить. Сразу скажу, со всеми вашими условиями я согласен – а что мне ещё остаётся? Самоубийство не выход, к тому же один раз я уже пережил это. Это всё же страшно. Не так страшно, как та безысходность, которая меня к этому подтолкнула, но гораздо хуже чем та правда – если, конечно, это правда, – которую я узнал от вас. Хочу сказать, мне тут нравится. Я хочу жить тут. Я понял вашу идею, что, если я задумаю рассказать всем правду, то окажусь в лучшем случае юродивым в глазах людей, а в худшем – привлеку внимание вас или ваших коллег. Я согласен жить в этой квартире, вести обычную жизнь и всё прочее. Я ценю ваше предложение по поводу неограниченной траты денег, но на самом деле мне сейчас вовсе не до того. Скажите, что будет, если я случайно – или не случайно, я действительно не могу быть спокоен относительно состояния своей психики – встречу своих знакомых или родных? Или вы их всех?.. Ладно, если не хотите говорить, не говорите. Умоляю, только дайте мне возможность ещё раз выйти из небытия. Если вы не можете оставить меня в покое, пожалуйста, я хочу посмотреть лето… Я был в кафе сегодня ночью. Там кроме меня был ещё одна парочка, и я не мог избавиться от мысли, что я – тот самый мертвец, который вылез из могилы, чтобы убивать всё живое. Скажите мне ещё раз, что это не так. Вы сказали, что я не убивал своих родителей, но мне становится плохо от мысли, что я могу в какой-то момент превратиться в вампира и убить случайного человека. Я хочу жить, пожалуйста, разрешите мне… Хоть один день в месяц, хоть иногда… Я благодарен, за то, что вы дали сегодня мне эту возможность, и вижу, что вы тоже люди… хотя и нелюди… Но нам жить вместе…
Эпилог
На этом запись обрывалась. Кафе… проклиная себя, я огляделся:
