вида, он проходил мимо Николь, а по возможности удалялся вовсе. Нет той игры в гляделки, ехидного вздёргивания бровью и периодических цепляний с колкими словами в его стиле. Игнор — так можно объяснить подобные действия. Возможно, стоило бы расслабиться, но Ники, наоборот, присматривалась, выискивая подвох странного для него поведения. Затишье перед бурей? Может, мозги вправили или, наконец, дошёл весь смысл слов, что высказывала ему ранее? Что в нём изменилось? И какова причина? Долго копаться она не стала, да и зачем. Ей глубоко плевать на него и его хрен пойми какие мысли. Просто немного непривычно.
Обещанный отдых с родителями на выходных и аромат лимонного пирога уже пропитал стены и мебель в доме, пуская слюни домочадцев. Для Николь это словно унестись на просторы воспоминаний детства, когда мама так же хлопотала на кухне, а она бегала за ней хвостиком, внимательно наблюдая за действиями, пытаясь разузнать секрет непревзойдённого вкуса. Ведь она была полностью уверена, что мама явно добавляет пыльцу феи или мелко истолчённые тайные приправы, собранные гномиками. Детство ушло, но вкус всё такой же восхитительный, и она уже понимает наивные фантазии, теперь просто помогая нарезать ингредиенты на кухне.
Расставленный в гостиной стол с белоснежной скатертью и аккуратно расставленные приборы, ожидали застолья. Для Николь это большая редкость, позволяя себе расслабиться полностью, искренне улыбаясь папе, когда он трепал её макушку, как маленькой девочке. Или когда приобнимала мать, заглядывая через плечо, когда она нарезала очередную порцию овощей, чтобы утащить кусочек и услышать недовольно-довольное бурчание в стиле «нечего кусочничать, нормально за столом поешь». Она была сама собой, не той чёрствой и огрызающейся Николь Тёрнер, а спокойной и умиротворённой. Любить родителей — высшая ценность, что имела на данный момент.
Поставив очередную миску салата на стол, она возвращалась обратно помогать маме. По пути приложила недавно порезанный палец к губам, и облизала проступившие капельки крови. Звонок в дверь, вынудил её остановится. Разве они кого-то ещё ждут?
Николь отстраняет руку от губ, выкрикивая, что откроет, дёргает ручку двери, а увидев гостя, расширяет глаза, пытаясь резко захлопнуть дверь, но не успела. Рука перехватила дверь, не дав ей захлопнутся. Знакомая ухмылку сверкала в проёме. Былые тихие денечки испарились. Николь прикусила до боли внутреннюю сторону щеки.
— Сюрприз, — играет бровями, Нэйтон с самым непринуждённым видом.
«Продолжим игру, Николь Тёрнер?»
Глава 5
Раздражение щекочет нервы слишком острым для пера краем. Что вы знаете о ненависти? Это что-то липкое и холодное. То что тянет свои лапки к самым важным артериям, перекрывая кислород, постоянно придушившая и лишь изредка давая возможность вдохнуть, словно играет с тобой, как с самой любимой игрушкой. Ненависть не женского рода, это именно «оно», то, чему нельзя дать точного объяснения или понятия — это совершенно непредсказуемое существо, заселившееся в душе. Оно выбирает правило игры, оно решает, как себя вести. Как этим управлять? Никак.
— Пошёл вон, — выдрессированным спокойным тон отчеканила Ники. Её взгляд с руки, запрещающей хлопнуть дверью прямо перед её владельцем, проскользнул к ехидному выражению Картера. О чём он только думает? Она уже давно утеряла попытки понять, а копнуть глубже брезгливо и хлопотно.
— Я тоже рад тебя видеть, — сарказм, долбаный едкий сарказм. Картер словно чиркает спичкой внутри неё, дожидаясь сладкого момента, когда этот упрямый фитилёк вспыхнет, разрушая её внутреннюю сдержанность. Он пойдёт на таран. У каждого есть слабые места, а фальшь лишь глупая иллюзия. — Николь Тёрнер, — тянет он слова, распаляя зарождающийся огонёк, сверкнувший в глазах, — как невежливо было с твоей стороны «забыть» меня пригласить.
— Тебя здесь никто не ждёт, — отпускает Николь ручку двери.
— А пожалуй все, кроме одной змеи, брызжущей ядом, — играет он. Мстит и наслаждается.
— Твои зубы, Картер, скоро перестанут иметь ровный счёт, — принимает она вызов, затачивая коготки. Не бросится на него прямо сейчас помогает натренированная годами сдержанность.
Засранец продолжает наступление, ступая всё ближе, оказавшись на пороге, прямо напротив, позволяя глазам непозволительно проникать вглубь неё, словно выискивая остатки не почерствевшей души. Он выше ростом, но она поднимет голову, приподнимая горделивый носик, как и тогда, в детстве, при первой встрече. Ему хочется невольно улыбнуться на этот жест, но сейчас не тот случай. Противостояние полов однако.
— Тебе не запугать меня, мелкая, — снова ухмыляется Нэйт, а она сжимает зубы, неприятно скрипнув эмалью. — Запомни, Николь, — наклоняется к женскому уху, щекоча мочку дыханием, — я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь.
— Нэйтен? — женский голос, принадлежавший матери Ники, прерывает. — Рада, что ты всё-таки пришёл. Что же ты стоишь, проходи, мы тебя уже ждём, — миссис Тёрнер добродушно поманила гостя за собой, немного не понимая, почему дочь держит его на пороге.
Нэйтен отрывает взгляд от своей жертвы и улыбается женщине, которая всегда действительно искренна с ним и принимала его даже после детских проделок. Вообще, странное сочетание, слишком дружные семьи и совершенно не воспринимающие друг друга дети. В «Ромео и Джульетте» всё совершенно наоборот. Нэйт и Николь сами выстроили жизнь и отношения между собой, а теперь питаются плодами того, что взрастили. Горько, неприятно, муторно, но селяви. Смириться или попытаться исправить — решает только человек, а пока они противоречивы и скалятся друг на друга.
— Спасибо, что пригласили. Рад вас видеть, миссис Тёрнер, — делает он шаг навстречу зовущей его женщине, но маленькая ладошка перехватывает запястье.
— Ты не посмеешь, — произнесено одними губами еле уловимым шёпотом. — Скажи, что тебе надо уходить.
— Упс. Уже посмел, — тот же тембр, тот же голосовой диапазон, но добавил чуток больше издёвки, вынимая руку.
— Гад, — тихо выругалась Ники, прикрывая дверь.
Семейный день, трепетно ожидаемый Николь, наталкивал на мысли, когда всё это кончится и можно будет прикурить сигарету. Ведь не хотелось курить, ровно до тех пор, пока, сидя рядом, их колени не соприкоснулись.
К чертям нервы! К чертям покой!
Коленка под столом начинала подёргиваться, видя счастливые лица родителей напротив. Они действительно рады видеть Нэйтен, судя по тому, как отец долго не выпускал его руку из рукопожатий, и прихваливая насколько стала крепка рука парня. А мать светилась, когда он позволял потрепать его щёки и улыбнулся от заявления откормить его худое тельце. Родители любили сына их лучших друзей, но, кажется, чем сильнее, тем больше Николь не воспринимала его. Каждое его движение как личное отрицание. Он демон раздражения. ЕЁ ДЕМОН.
Прибор девушки чуть сильнее скрипит о поверхность тарелки, пытаясь создавать видимость приёма пищи. Приятное времяпровождение с семьей с треском разрушено. Картер бросал косые взгляды,
