но в такой важный день все должно было быть особенным. Возможно, она где-то даже перестаралась. По крайней мере, чернить светлые от природы брови было вовсе не обязательно, а новенькие лазурные тени выглядели на ней весьма необычно. Но очень уж многое стояло на кону, а Фросе очень хотелось произвести эффект. Если это их первое rendez-vous avec la suite, Борис должен был навсегда запомнить этот день.
Фросе казалось, что она все рассчитала, но на встречу она все равно опаздывала. Трясясь в поезде метро, щурясь и бормоча себе под нос ругательства, Фрося набирала Борису сообщение и мысленно умоляла грохочущий состав ехать быстрее. Туда, где ждал ее прекрасный принц с манерами английского герцога и улыбкой телеведущего.
Бориса она заметила сразу, как только вышла из метро. Он стоял в черной куртке и какой-то смешной шапочке и рассеянно смотрел в сторону. Он зябко прятал руки в карманы, но все равно его плечи были широко расправлены, спина горделиво выпрямлена, непослушные кудри выбивались из-под шапки. Неземной и прекрасный.
Счастливая Фрося подбежала к Борису. Завидев ее, он широко улыбнулся, но вдруг его лицо исказило удивление.
— Боря, привет! — весело щебетала Фрося.
— Привет. А ты что… С бровями что-то новое сделала? — аккуратно спросил он.
— Да прям, новое… — Фрося скромно потупила глаза. Он все заметил! Он всегда замечает в ней тончайшие детали, то, что скрыто от посторонних.
— Ну… Здорово. Брови это хорошо. Некоторые женщины, правда, перебарщивают с бровями. Бывает, смотришь — мордашка милая, а вот этот боевой раскрас отпугивает. Но тебе очень идет, — поспешно исправился Борис.
— Просто у некоторых женщин в голове бардак, — усмехнулась Фрося.
Он поцеловал ее в губы, поспешно и застенчиво, но очень нежно. Фрося снова почувствовала, как потеплело в животе.
До дома Бориса было идти меньше пяти минут, но даже за это время оба успели продрогнуть.
— Ничего, я тебя сейчас согрею! — шутил Борис, когда они поднимались на третий этаж. — У меня и ужин готов, и программа. Кино, вино, домино.
Вот скрипнула дверь, и они оказались в жилище Бориса. Фрося с любопытством оглядывалась по сторонам. На стенах висели пестрые обои. Большущий шкаф был забит вешалками с одеждой. В чистой и просторной прихожей царили уют и порядок. Борис хлопотливо ухаживал за Фросей, попутно рассказывая ей о квартире.
— Руки у меня можно вон там помыть, в ванной. А здесь, прямо по коридору кухня. Мы с тобой туда пойдем.
Фрося нетерпеливо скинула обувь и проскользнула на кухню. Она щелкнула выключателем. Широкая кухня была вся оформлена в белых тонах. На полке красовался большой телевизор. Вокруг стола, отделанного под мрамор, красовался нежно-бежевый диван и пара стульев с высокой спинкой. Высокий холодильник переливался приятным графитным цветом. На холодильнике у Бориса висело полчище различных магнитиков и картинок. Фрося шагнула поближе, чтобы их все рассмотреть.
Вот Борис на фоне какой-то старой машины в лесу. А вот предзакатное море с далеким корабликом. А вот какой-то смешной щекастый карапуз в желтой распашонке.
— А что это за ребенок? — поинтересовалась Фрося.
Борис незаметно прошел из ванной в кухню и встал у нее за спиной. Фрося обернулась, и он растерянно улыбнулся.
— Ну, в общем…, — запинаясь начал он. — Помнишь, ты говорила про женщин, у которых бардак в голове? Вот, в моей жизни таких было целых две. Это долгая и запутанная история. Но от них у меня остались два моих продолжения: Боренька и Людочка.
— Они сейчас здесь?
— Нет. Дочка со своей матерью и ее мужем живет, он ее как свою принял. А следующая сына забрала, когда ему года два было. Но я так просто не сдаюсь, Фроська! Я их обязательно обоих себе заберу! Я сам хочу своих детей воспитывать, и без этих теток разберусь. Ты не подумай, — поспешно добавил он. — Я серьезно настроен. Я справлюсь, я хороший отец. Я даже помню, когда у них дни рождения. Вот, смотри: у Люсеньки шестнадцатого апреля, а у Борюшки — двадцать шестого ноября. Ой! То есть, у Люси двадцать шестого апреля, а у Бори — шестнадцатого ноября. Да, точно: Люся двадцать шестого, Боря шестнадцатого.
Ошарашенная Фрося молча слушала и не решалась вставить и слова. Глаза ее от шока округлились как две пятирублевые монеты. Борис растерянно улыбнулся и нервно потер руки.
— Скажи пожалуйста, только честно. Это что-то меняет между нами?
Слова прозвучали тихо и просяще. Его обычно веселая и полная шуток речь сейчас совсем не располагала к смеху. В ней слышалась мольба, слышалась тревога и неуверенность. Фрося взглянула ему в глаза — такие глубокие и бескрайне-печальные. И такие родные. Разве что-то может это изменить?
— Это, конечно, неожиданно. Но я принимаю тебя всего, таким, как ты есть. С твоим прошлым вместе.
Фрося улыбнулась и сделала небольшой шажок к Борису. Борис просиял и хлопнул в ладоши.
— Ладно, тогда давай ужинать. Ты садись, а я сейчас все накрою.
Фрося послушно присела на диван. Борис принялся хлопотать вокруг.
— Та-ак. Сегодня у нас с тобой на ужин будет пицца «Маргарита».
Он достал из холодильника охлажденную пиццу, поспешно снял с нее упаковку и закинул в микроволновку. Поставил на стол стаканы, подстаканники и принес из шкафа бутылку White Horse.
— Ох, чуть не забыл! — он суетливо подхватился и взял с разделочного стола вазочку с арахисом.
— Будем пробовать новый напиток? — спросил он, подсаживаясь к Фросе. И хотя Фрося никогда до этого не пробовала виски, она доверчиво улыбнулась, глядя Борису в лицо. Борис разлил виски по стаканам и придвинул к Фросе ее тару.
— Что ж, давай за нашу первую встречу. Только до дна! И закусывай.
Фрося осилила только один глоток и сморщилась.
— Не твой это напиток? — рассмеялся Борис, осушив свой стакан.
— Нет-нет. Все просто чудесно!
— Ну хорошо. А вот и наша пицца подогрелась.
— Что-то ты молчаливая сегодня, Фроська, — весело заметил Борис, когда они приступили к еде.
Фрося поспешно проглотила кусок.
— Да нет, я просто… задумалась.
— О чем же?
— О твоих детях, — улыбнулась Фрося. — Для меня это все так удивительно: ты — чей-то отец. Ты мне сегодня свою новую сторону раскрыл. Расскажи, какие они? Что они любят?
— Да дети как дети. В игрушки играют, мультики смотрят.
— А эти женщины — их матери?
— Да кикиморы обе корыстные. А я — дурак романтичный, — недовольно бросил Борис. — Давай-ка лучше не будем об этом, Фрось. Вот что у тебя новенького за ту неделю?
Фрося покрутила стакан в руке и задумалась.
— Я тут решила, что пора расширять
