день и не испорчу свой первый год в колледже.
Чувствуя, как взгляд Эллиса прожигает мне макушку, я смотрю на него, и парень приоткрывает губы, как будто хочет что-то сказать, но не решается.
— Выкладывай, — рявкаю я, раздраженный тем, что он сдерживается.
— Что?
— Что ты хочешь сказать?
— Что случилось с Летти, перед тем как ты врезался в грузовик?
— Я сделал это несознательно, — огрызаюсь я.
— Нет. Но то, что произошло, было больше, чем из-за тех камер, верно?
Я прищуриваюсь, глядя на него, удивляясь, откуда он это узнал.
— Мика, — замечает он, отвечая на мои невысказанные вопросы. — Они все слышали, как вы орали друг на друга.
Мое сердце начинает бешено колотиться при мысли о том, что другие стали свидетелями того, что произошло между нами в четверг вечером. Услышали то, в чем она мне призналась.
Кого, черт возьми, я обманываю, вероятно, я последний, кто узнал правду.
Хотя я единственный человек, который должен был знать правду о последствиях той ночи.
Сжимаю кулаки под столом.
Мне нужно ее увидеть.
Нужно услышать правду.
Пусть она признается во всех своих гребаных грехах, чтобы я мог решить, что мне с ней делать.
— Что он сказал? — Я пронзаю Эллиса взглядом, от которого большинство отшатнулось бы, но он сидит уверенно, ничуть не испуганный.
— Ничего, просто все звучало жестко.
«Ты даже не представляешь».
— Это давно назревало.
— Итак, полагаю, что это было из-за Райли? — догадывается он.
— Отчасти.
— Понятно. Ну, видимо, тебя нужно подвезти, — говорит он, допивая свой кофе и вставая из-за стола.
— Да, моя машина… — Я вздрагиваю, гадая, в каком состоянии находится моя малышка. — А где моя машина?
— Хрен его знает. На свалке металлолома. Прости, — шепчет он последнее слово, когда видит, как краска отливает от моего лица. — Думаю, это еще одна вещь, за что ты можешь ее винить, да?
— Ты тоже думаешь, что я должен все это забыть, не так ли?
Он находится на полпути через комнату, но останавливается на моих словах.
— Кейн, — выдыхает он, оглядываясь на меня через плечо. — Не мое дело говорить тебе, что чувствовать и как со всем этим справляться. Что я точно знаю, так это то, что она сама бы и не додумалась устанавливать эти камеры, и нам нужно знать, во что играет Вик.
— Согласен.
— Возможно, стоит вернуть должок.
— Хочешь прослушивать ее общежитие, чтобы узнать правду?
Сначала я хватаюсь за эту идею — иметь возможность наблюдать за ней, когда она понятия не имеет, что я все вижу. Но затем мое волнение исчезает, как только я вспоминаю, с кем еще она тусуется, и что они могут делать в этой комнате.
Я качаю головой.
— Почему нет?
— Потому что она никому ни хрена не расскажет о Вике. Она не настолько глупа. Я вытяну это из нее.
— В следующий раз было бы здорово сделать этого немного менее драматично.
— Посмотрю, что смогу сделать. — Было бы хорошо, если бы она никогда не бросала эту бомбу.
— Я уезжаю через тридцать минут. Хочешь, я дотащу твою задницу наверх?
Я смотрю на свои спортивные штаны и толстовку.
— Нет, я пойду так.
— Выглядишь дерьмово.
— Я в курсе. Чувствую себя также.
Это моя вина. Я принял только половину обезболивающих, которые прописал врач, потому что таблетки вырубают меня, а мне не хочется провести следующие несколько дней как в тумане.
Мне нужно вернуться к жизни. Нужно увидеть Летти.
Я допиваю свой кофе, когда через двадцать минут появляется Эллис с сумкой на плече, готовый идти.
— А где остальные? — спрашиваю я, когда за ним никто не следует.
— Черт его знает, я им не отец, — выплевывает он, направляясь на кухню за едой. — Съешь это, похоже, тебе это нужно. — Он бросает в меня батончик мюсли, и я почти успеваю его поймать, хотя при этом мое плечо, черт возьми, убивает меня. — Ты действительно уверен, что это хорошая идея?
— Я просто посижу в классе. Это ничем не отличается от сидения на диване.
— Как скажешь, чувак. — Эллис выглядит совсем не убежденным. — Это? — Он указывает на сумку, которую я притащил с собой по лестнице, и когда я киваю, он перекидывает ее через плечо вместе со своей. — Тогда пошли, ты же не хочешь опоздать, иначе все увидят твое избитое лицо, когда ты войдешь в класс. Наверное, лучше всего просто спрятаться в тени.
— Пошел ты. Ты просто злишься, потому что даже в таком виде я выгляжу лучше тебя, — бормочу я.
— О да, это точно, — невозмутимо отвечает он.
К тому времени, когда Эллис подъезжает на ближайшую стоянку к зданию Вестерфилда для моего урока американской литературы, я жалею, что не принял больше таблеток. Но отказываюсь показывать ему, что страдаю больше, чем он уже знает, поэтому, как только Эллис заглушает двигатель, я распахиваю дверь и готовлюсь к боли, которая вот-вот придет.
— И? — спрашивает он, прежде чем я встаю с сиденья.
— Что? — рявкаю я, желая поскорее покончить с этим.
— Если... — Он хихикает. — Когда увидишь ее, не горячись. Мы не знаем всей истории. Может, она и не заслуживает того, что мы будем поджаривать ее задницу.
— Ты прав, ты не знаешь всей истории, так что позволь мне самому разобраться с Летти, хорошо?
Его взгляд прожигает мне спину, когда я поднимаюсь с пассажирского сиденья, но я не оглядываюсь. Мне не нужно видеть беспокойство или жалость на его лице.
В кампусе все еще относительно тихо, когда я вхожу в здание и направляюсь в аудиторию на утреннюю лекцию.
Все, мимо кого я прохожу, смотрят на меня так, словно у меня внезапно выросла лишняя голова. Уверен, что все они слышали сплетни о том, что произошло. Команда Даннов, вероятно, взяли за правило распространять сплетни о том, что я не тренировался и пропущу, по крайней мере, первые две игры сезона из-за этого.
Аудитория пуста и все еще погружена в темноту, когда я толкаю дверь и вхожу внутрь.
Всепоглощающий аромат лимонного средства для мытья полов смешивается с затхлым запахом старого дерева, когда я пробираюсь вглубь комнаты.
Направляюсь на самое заднее
