подкалывала складки на талии и тут услышала, как мистер Джоши говорит что-то про проверочную. Первин бросила прихорашиваться, открыла дверь – несколько студентов обернулись на скрип. Всё те же, кто был с нею и на предыдущем занятии. Приподнятые брови, ухмылки, гримасы, а хуже всего – замечание преподавателя.
– Какое счастье, что вы к нам присоединились, мисс Мистри. – Голос мистера Джоши так и сочился сарказмом.
Первин пробормотала извинение и, опустив глаза в пол, поспешила на свое место. Это была другая аудитория, стул ее оказался чистым. На столе лежал листок бумаги с шестью вопросами, размноженными на мимеографе.
Сидевшие рядом студенты заправляли ручки-самописки и начинали отвечать на вопросы – и тут к Первин подошел мистер Джоши.
– Вы опоздали, так что, полагаю, вы не имеете права писать проверочную.
От слов «имеете право» она скрипнула зубами. Будучи дочерью Джамшеджи Мистри, она якобы имела право изучать юриспруденцию, хотя дипломы юристов женщинам пока еще не выдавали.
– Все работают, а вы нет. Вы не потрудились принести перо? – Не дожидаясь ответа, мистер Джоши громко спросил: – Полагаю, ни у кого нет запасного пера?
– В нем нет необходимости, сэр! – Ручку и карандаши Первин держала в вышитом шелковом пенальчике, который носила в сумке. Она опустила руку, подняла тяжелую сумку на стол. Вытащила пенальчик и, к своему удивлению, обнаружила, что ручки в нем нет. А вот по сумке расплывалось черное пятно. Видимо, ручка выпала и протекла. Если сейчас ее достать, только сильнее перепачкаешься. А писать проверочные карандашом мистер Джоши не разрешал.
Мистер Джоши ушел обратно за кафедру, а Первин осталась сидеть с несчастным видом, глядя на листок, заполнять который ей было нечем.
Через сорок минут листок уже не был пустым. На нем появились разводы от слез, падавших часто и тяжко. Когда сидевшие слева от Первин студенты начали передавать к проходу выполненные задания, Первин не стала вкладывать свой листок в пачку. Она осталась сидеть на месте, игнорируя раздраженные замечания мужчин, которым при выходе приходилось протискиваться мимо нее.
И вот она осталась одна в аудитории. Она специально ждала этого момента – не хотела, чтобы видели, как она собирает вещи.
– Вы что это делаете? – внезапно долетел до нее голос мистера Джоши.
– Простите? – Первин подняла глаза и, к своему удивлению, увидела, что преподаватель никуда не ушел.
– Вы положили листок с вопросами в сумку – точно, я сам видел.
Первин вытащила мокрую, слегка помятую бумажку.
– Вот он. У меня ручка сломалась, я ничего не смогла написать.
– А почему вы положили листок в сумку?
Первин ответила правду:
– Мне стыдно было его сдавать. Все бы увидели.
Преподаватель прищурился.
– Кража экзаменационных вопросов – это нарушение кодекса чести. Я вынужден буду об этом доложить.
Шепот за спиной дал ей понять, что аудитория опустела не полностью.
– Простите, но я ничего не собиралась делать с заданием. Я же сказала…
– Если вы были готовы к проверочной, вам нашлось бы перо. Вы от него отказались. – Мистер Джоши повысил голос: – Что за игру вы нынче затеяли – или всё, что вы здесь делаете, игра?
Взяв себя в руки, Первин ответила:
– Это не игра, сэр. Всего лишь ошибка.
Преподаватель выпрямился, лицо его покраснело:
– Я уже говорил декану, что зачислить женщину на факультет юриспруденции – ошибка. И повторю то же самое, но уже аргументированно, когда буду писать докладную о нарушении кодекса чести.
Первин похолодела.
– Нарушение кодекса чести? Но я ничего не сделала.
– Вы преднамеренно украли листок с заданием – я убежден, что вы собирались написать ответы дома, возможно, с помощью своего отца.
Тут Первин рассвирепела.
– Я не стану отвечать на обвинения, которые ни на чем не основаны.
Преподаватель склонил голову набок и вгляделся в нее с холодной улыбкой.
– Вы, видимо, считаете, что в силу высокого положения стоите над университетскими законами. В силу каких причин, мисс Мистри?
Первин встала со стула и дрожащим голосом произнесла:
– Я не стану отвечать на ваши обвинения, поскольку прекращаю учебу.
Слова сорвались с губ – но она сама не могла в них поверить. Что она натворила? Ей полагалось бы извиняться и дальше. Однако по грозному выражению лица мистера Джоши она заранее поняла, чем кончится дело. Он заручится содействием мистера Адакара и других преподавателей и не даст ей избежать наказания.
Мистер Джоши явно опешил. Помолчав, добавил:
– Прекратить учебу можно, только пройдя формальную процедуру. Но прежде будет рассмотрено мое обвинение. Администрация, услышав мой доклад, решит, следует ли созвать заседание…
– У вас в голове мозги или опилки? – Оскорбительная фраза слетела с губ прежде, чем она собралась с мыслями. – Я ухожу!
Она спускалась по лестнице – будто плыла в потоке. Как там это называется? А, вот: умирающий цепляется за морскую пену. Подобно этому неведомому умирающему, она точно попала в мягкое прохладное облако, которое уносило ее прочь от разъяренного, отчаянно жестикулирующего мистера Джоши. Да, морская пена вселяет чувство защищенности, но Первин все равно суждено утонуть.
Первин вышла из здания и направилась прямиком к урне. Осторожно вытащила из ворота блузки носовой платок, накрыла им ладонь, выудила из сумки протекший перламутровый «Паркер», который мама подарила ей после поступления на юридический факультет. Толку в этом «Паркере» никакого. И тут Первин заколебалась. Выбросить перо – значит отправить в мусор материнскую щедрость и надежды. Первин покрепче обернула «Паркер» платком и положила обратно в сумку.
– Мисс Мистри, это вы? – осведомился приятный мужской голос.
Первин, вздрогнув, обернулась и увидела, что двоюродный брат Эстер сидит на той же скамейке, что и раньше, рядом с фонтаном.
– Еще раз добрый день. – Сайрус Содавалла приветственно поднял руку. – Эстер меня бросила, предпочтя Чосера.
Прикрывая спадающее сари сумкой, Первин кивнула.
– Кем чо.
Сайрус ответил, перейдя на гуджарати:
– Садитесь. У вас лицо человека, напившегося дешевого масла.
Первин поняла, что действительно едва стоит на ногах. Она опустилась на скамейку, внимательно проследив, чтобы между ними остался добрый метр расстояния.
– Ваш виски мне не нужен, – упреждающе объявила она.
Сайрус коротко рассмеялся.
– Эстер мне уже дала понять, что шутка не самая удачная. Простите.
Первин чувствовала, что слабость отступает.
– Я вас прощаю.
– Вы все равно выглядите неживой, – произнес Сайрус, серьезно на нее глядя.
– Выпью чашку чая – все станет хорошо.
– И вам обязательно нужно что-то съесть. – Просветлев лицом, он добавил: – Родители Эстер показали мне отличную пекарню в нескольких улицах отсюда. Называется «Яздани».
Первин не могла не подивиться, что гость из другого города знает про ее любимое кафе-пекарню. При этом понимала она
