меня не было даже этого. И его самого не было. Ещё не родился.
Глава 9
Эту ночь спала я плохо. Мне снились тяжёлые и муторные сны. Я бежала по какой-то просёлочной дороге за сыном и звала его, а Серёжка всё дальше и дальше уходил от меня. Оборачивался, молча улыбался и махал мне рукой, а я никак не могла догнать его. Во сне мне жизненно важно было остановить его, а он уходил и уходил. Молча и неумолимо. По бесконечной пыльной дороге.
Проснулась я укрытая с головой всё тем же душным ватным одеялом, вся мокрая от пота и слёз. И уже совершенно не удивилась, что я всё ещё здесь. Не удивилась своему ещё непривычному отражению в зеркале. Маме, готовящей завтрак на нашей кухне. Старому тополю за окном.
Только обречённо подумала, что обратно в свою прежнюю жизнь я уже, видимо, не вернусь. Хотя я там и осталась совсем одна, но было всё понятно и ясно.
На работу плелась, с трудом передвигая ватные ноги. Ночной сон выхолостил меня до гулкой пустоты в душе и безразличия к происходящему. Какая-то мысль пыталась пробиться в уставший мозг, но ей не хватало сил сформироваться во что то осмысленное.
До самого обеда я не могла сосредоточиться. Перепечатывала по несколько раз одни и те же листки, делая ошибку за ошибкой. Пистимея шипела на меня коброй, недовольно поджимала свои тонкие губы. А девчонки беззлобно подшучивали, списывая мою рассеянность на предсвадебный мандраж.
Сегодня весёлая трескотня клавиш печатных машинок и визг кареток уже не вызывали умиления как в первый день. Только головную боль и раздражение. С трудом дождавшись окончания рабочего дня, я медленно шла по аллее в сторону дома.
— Ты чего меня не подождала? — запыхавшаяся мама поравнялась со мной и тоже замедлила шаг. Так, не спеша мы шли, и я вдыхала полной грудью свежий апрельский воздух, пахнущем весной и молодой зеленью. И разлукой. Так пахла весна, в которой мы расстались с Пашей. И потом все последующие. Тоской, ревностью и обидой.
— Сходи сегодня к бабушке. Она картошку с луком привезла с работы. Надо забрать, а то дома закончилась.
Я вспомнила, что бабушка работала в бригаде "картофельных старушек". Так в шутку на комбинате называли набранных для работы на подшефном овощехранилище молодых, и не очень, пенсионерок. Постоянно отрывать от производства рабочих было неудобно и невыгодно, поэтому создали постоянную бригаду из пенсионеров и навечно откомандировали их перебирать картошку и морковку. И бабушкам подработка к пенсии и подшефное хозяйство не в обиде, а наша семья всегда была обеспечена отборными овощами.
Я обрадовалась, я ведь так и не повидала её. И я ужасно скучала по ней в прошлой жизни. Или в настоящей? Я снова запуталась в мыслях. От дум об этом снова начала болеть голова.
Двухэтажные домики на два подъезда были самыми старыми в нашем посёлке. Их построили в одно время с комбинатом и заселяли первыми рабочими. Эта, самая старая часть нашего городка, почему-то называлась Молодёжка. Хотя жили здесь сплошь пенсионеры. Бабушкин дом считался "образцового содержания". Об этом гордо возвещала поржавевшая железная табличка, прикреплённая над дверью. Жильцы вполне оправдывали это высокое звание и содержали свой подъезд в идеальной чистоте. Его то полы я и драила, когда первый раз увидела Пашку.
Я не на шутку разволновалась перед бабушкиной квартирой. Сделала глубокий вдох и, взявшись за ручку, толкнула дверь.
Мы жили в стране непуганых ворон. Не запирались в квартирах изнутри, только если на ночь. Прятали ключи под половик перед дверью, когда уходили. У нас не было кодовых замков на подъездах и металлических решёток на окнах первого этажа. Мы не боялись друг друга.
Дверь беззвучно открылась и я, с трепетом в груди, шагнула в пахнущую "Красной Москвой" и сдобными пирогами квартиру. Здесь прошла самая счастливая часть моей жизни — безоблачное детство.
— Ба? — негромко позвала я.
— Юля? — бабушка выглянула из открытой двери кухни вытирая руки вафельным полотенцем и радостно улыбнулась, — Пришла? Чай будешь? Я пирог испекла сладкий и ватрушки с творогом.
Я расплылась в счастливой улыбке. Бабушка! Моя любимая, родная, моя самая добрая на свете! Кажется, прихожую я пересекла за доли секунды и обняла стоящую у раковины бабушку со спины. Ткнулась носом ей в затылок и судорожно задышала, пытаясь удержать слёзы радости.
— Ба, как я соскучилась! Родненькая моя, как я давно тебя не видела!
— Юлька, ты чего? Отпусти, у меня руки в муке! — смеясь, бабушка шутливо хлопнула меня полотенцем по плечу. — Ты чего шебутная такая сегодня? Пусти же! Сейчас вся в муке извозякаешься.
Впервые за день я была совершенно счастлива.
Глава 10
От бабушки я вышла с двумя, нагруженными доверху картошкой, луком, пирогами и ватрушками, сумками. На улице уже стемнело и тусклый, жёлтый свет фонарей, неровными пятнами освещал дорожку, по которой я тысячу раз бегала ещё ребёнком.
Тонкие ручки сумок из цветной болоньевой ткани, больно врезались в ладони, и я с благодарностью вспоминала современные шоперы с их длинными ручками, которые можно было повесить на плечо.
Вспомнила, как вот так-же таскала нагруженные продуктами, эти же самые сумки, от мамы и бабушки, а рядом плёлся и хныкал маленький Серёжка, просясь на ручки.
" Гуманитарная помощь", как, смеясь, называла бабушка эти неподъёмные баулы. Сложные были времена, тяжёлые. И для нас с сыном девяностые стали бы наверняка голодными, если не постоянная помощь родных. Паша исчез из нашей жизни, не прощаясь и навсегда. Первые два года мне ещё приходили небольшие денежные переводы от его матери. Потом не стало и их. Я с трудом справлялась сама. Толковой работы не было, и даже на тех, что были, месяцами задерживали зарплату. Все выживали как могли.
Я так увлеклась воспоминаниями, что не сразу увидела быстро идущего ко мне навстречу Пашку. Только когда до него остался десяток шагов, заметила высокий силуэт и от неожиданности остановилась.
— Привет! — за пару секунд Паша преодолел разделявшее нас расстояние и подхватил из моих рук сумки.
— Тяжёлые. — машинально сказала я и потянула их на себя обратно.
— Поэтому дай мне. — снисходительно, как глупому ребёнку, объяснил мне с улыбкой Паша.
Точно так же всегда говорил мне сын, когда я пыталась отобрать у него тяжести. И голос, и интонации у них были совершенно одинаковые, настолько похожие, что я невольно заглянула Пашке в лицо, убедиться, что это именно он, а не
