поистине подобным жене грешнице, – ибо желала та женщина совершить покаяние и не могла. Слезами женщины, пролитыми на ноги Господа, обращен Израиль через прощение (грехов) Господом нашим, то есть через то же средство, каким обращена была Им и женщина.
Ведь через крещение простил Он всех людей, как и жену грешную через слово. Посему возлюбили Сына за прощение Его, и восстановлена[27] свобода из ниспадения ее. Также и похоть побеждена пришествием Его, и слабость – укреплением Его… Побеждено и отчаяние надеждой Его. А что сам закон не осмелился бы отпускать каждому грех, о том свидетельствуют даже и сами законоведы. Кто, говорят они, может прощать грехи, кроме одного Бога? (Мк. 2, 7). Так если кто убивал кого-либо невольно, то убегал в город убежища и после этого только спасался (от казни); а кто убивал преднамеренно и по своей воле, тот в любом случае подвергался смертной казни (Нав. 20, 1-6. Чис. 35, 6. Втор. 19, 13).
Покаяние, дарованное Богом, Он дал всему народу: не отринет Господь семя Авраама (Рим. 11, 1. 1 Цар. 12, 22. Пс. 93, 14). Каждого из злодеев после совершения ими преступления ожидало возмездие за дела его. Ведь если о прелюбодеях, ворах и преступниках закона дано было бы повеление, чтобы не подвергались ответственности, – если бы это было так, то, следовательно, нарушен был бы закон. Итак, покаяние, которое им было дано, не было между человеком и товарищем его, но – между поколением и поколением, между пленом и пленом.
Рассудите же, говорит, в уме своем и решите, кому лучше бы царствовать над вами? Закону ли, который меч имел в руках, – или Евангелию, которое исполнено милосердия и сострадания? Если вы не можете выдержать правосудие Его, то ужели недовольны благодатью Сына? Кто преследует вас завистью, что вы отступили и от того, и другого?
(14) Имея в виду все это, апостол начинает говорить: закон духовен есть. Заставил этим гордиться их, чтобы обратились, а чтобы покорить их, говорит затем о бессилии закона. Закон духовен в отношении к плоти нашей, полной грехов, – в отношении же к Евангелию закон плотян, будучи полон земных обещаний и жестоких наказаний. Итак, хотя закон духовен, то к его духовности были сопричастны плотяность и чувственная услада, – также, как с воплощением Господа нашего соединено распятие дел. Потому Господь наш облекся плотью нашей и нас помиловал, чтобы, вопреки ничтожным удовольствиям и чувственной усладе, даровать нам возможность приобретать жизнь праведную.
Поскольку народу необходимо было подчиняться закону, то чаще обещал ему земное, дабы ради благ, которые любил, подчинялся закону, которого не любил. Обещание ему дал, чтобы ради него возлюбил закон, который, однако, чувственностью своих наград удерживал его от соблюдения заповедей. Но если бы ему было воспрещено и отнято (у него) земное, то уже через распятие плоти своей он предохранялся бы от тех грехов, которые преобладали в нем через обещание закона. Напротив, говорит, я продан под грех, то есть я «пойман» на самом совершении греха.
(15) Ибо что совершаю, того не знаю, так как никто не знает во время своей (земной) жизни, когда растет в нем грех. Ибо не что желаю, это делаю, – а говорит вот что: тело имеет пожелание того, что не по (его) воле, то есть не по намерению духа. Подлинно, как раб греха, я делаю не то, чего желаю; также и не знаю того, что делаю, хотя уже и не как раб. Но как дух раба желает быть свободным, так внутренний наш человек желает свободы. Поскольку же, раз получив свободу, раб снова может продать ее в рабство, то и говорит: Он (Бог) освободил тебя, не вступай под иго рабства; через крещение освободил тебя от греха, который совершил ты, не возвращайся ко греху и не вступай под иго греха, от которого освобожден ты очищением крещения. Что ненавижу, говорит, то есть что ненавидит ум мой, – то господствует в плоти моей.
(16) Если же, чего не желаю и преследую ненавистью, это творю, то соглашаюсь с законом, который мне запрещает это, что он добр есть.
(17) Теперь же уже не я совершаю то, но грех, который некогда, даже в отдаленные времена, заставил меня повиноваться ему.
(18) Ибо ведаю, что не живет в плоти моей доброе нечто. О плоти своей сказал сначала, чтобы показать необходимость благодати для смешанной со злом природы нашей, но недостоверность правды, – а также для того, чтобы вывести заключение, что сам он вместе со всеми, облеченными плотью, получил оставление грехов в крещении.
(20) Если же, чего не желаю, то творю, – уже не я совершаю то, ибо совершает это не внутреннее мое намерение, но грех, который я заставил обитать в плоти моей.
(21) Итак, вижу я закон некий, который желает совершать во мне доброе нечто, что трудно для воли моей, ибо она склонна к совершению зла.
(22) Соуслаждаюсь закону Бога, то есть внутренний наш человек.
(23) Но, кроме того, усматриваю и другой также закон в плоти моей, ибо он есть сама греховная привычка (склонность ко злу), которая застарела в плоти моей, – закон, вооружающийся и
