сквозь которые виделся черно-зелено-коричневый фон, видимо земля, над головой замелькало кусками небо, а через пару-тройку минут лестница и вовсе превратилась в хлипкие доски, наваленные на камни. Пришлось спуститься на четвереньки и ползти. Стало трудно и страшно, лоб покрылся испариной, руки затряслись. Казалось, еще чуть-чуть – и путь станет намного опаснее, и тогда всё – и доски, и камни, и она сама – полетит к едреням. Но тут, слава Богу, Марусино восхождение закончилось, и удалось, наконец, выпрямиться и отряхнуть руки.
Она обнаружила себя стоящей на полуоткрытой каменной площадке, стены которой были источены временем, испещрены отверстиями, а через проемы, напомнившие ей старинные развороченные взрывом бойницы, открылась дальняя панорама. Маруся выглянула наружу сквозь одно из окошек и поняла с облегчением: всё, догнала. Быков был там, снаружи.
Из «бойницы» открывался вид на обычный чуть ли не крестьянский двор (он был не далеко и не близко), покрытый изумрудной травой. Неужели грядки? И вправду, черные полоски грядок соседствовали с деревянными одноэтажными постройками – определенно сараюшками. Быков стоял у одного из хлипких фанерных зданий в окружении нескольких фигур в бронежилетах и с автоматами. Видно Маше было хорошо: вот белобрысый Волшебник суетливо машет руками, пытаясь что-то объяснить, вот его собеседник перебирает пальцами правой руки по предплечью левой, – слова и выкрики до нее не долетали, и Маше казалось, что она смотрит фильм, у которого убавили звук. Быков стоял к ней спиной, лица не было видно, но говорили руки и плечи, лопатки вскидывались в панике и опускались, как укороченные крылья, извивался позвоночник. Эта спина безмолвно тряслась, клялась, молила… А потом звук раздался – автоматной очереди. Тот, кто стоял к ней спиной, упал, а остальные бесстрастно смотрели на повалившийся в низкую траву темный куль. И стали не торопясь покидать двор.
Оглушенная собственным внутренним криком, она сползла по стене на пол и закрыла руками лицо. Что это было? Что это?! Чертово дурилово от претенциозного фокусника, грандиозная мистификация, как и все в этом каменном месте, отражающемся в эхе, тенях, разводах на воде, или не до конца понятая реальность?
В голове было пусто, и только звук капающей воды (каппп! каппп! каппп!) из где-то невдалеке недокрученного крана гулко пробивался сквозь окаменение.
Часть третья
Жизнь как она есть
Баба Лена
Получи баба Лена соответствующее образование, из нее вполне мог бы выйти недурной писатель. Художественно приукрашивать действительность баба Лена умеет виртуозно.
Я близко познакомилась с ее многочисленными и всегда захватывающими историями, когда свекровь переехала из деревни, где после смерти мужа жила одна, в город. И получила инструкцию подробности в бабаленинских рассказах делить на три – одному верить, два в уме. Сейчас мне кажется, что общая сюжетная канва в ее историях всегда правдива, просто за десятилетия выступлений перед аудиторией сказительница всё больше укреплялась в мастерстве своем, бессознательно инкрустируя повествование литературными кристалликами, артистизм возрастал, детали отшлифовывались и натирались до блеска.
Да и, в целом, ничего невероятного в рассказах бабы Лены нет. Скольких людей в те времена носило по стране в поисках лучшей судьбы? Так семя мака, выбитое из коробочки и подхваченное порывом, летит по ветру – с верой ли, с целью ли? – в ожидании подходящей почвы, в недра которой можно упасть, пробиться и расцвести. Допустим, что история бабы Лены скорее типичная, но свойственной далеко не каждому видится мне острота восприятия ею мира. То ли мир не поскупился на испытания и приключения, то ли девушка Лена имела талант вляпываться в них. И мне, честно говоря, совершенно не хочется разбираться в глубинных причинах всех вывертов и разворотов ее жизненной магистрали.
Коронным номером программы был рассказ о Великом Хождении за Паспортом и Путешествии из Подмосковья в Сибирь.
Вот он.
«Девятнадцать лет мне тогда было. Под Старый новый год мы с подружками из соседней деревни, два километра до нее, ушли. Отец мой – председатель колхоза, он с одним мужиком из той деревни дружбу водил, тот был отцом Вали. Большая шишка, работал председателем сельского совета в соседней деревне, у него и конь имелся. Но нам не до коня было – напрямую шли пятьдесят километров до железной дороги, снег не шибко большой лежал. Лезли-лезли, лезли-лезли, только остановимся передохнуть – нет, покамест ночь, надо идти, чтоб никто не заметил.
Валя уже бывала в Москве, отец ее возил, и знала, что такое железная дорога. И мне объяснила. Вышли мы к шлагбауму в Вязьме. Валя говорит: вот железная дорога. А я-то думала, железом она покрыта и потому называется железной… Тут, говорит, ходят скорые поезда и товарняки. Нам, так как денег нету, желательно в товарняк. А там, на шлагбауме, поезд скорость замедляет. Как он подъехал, приостановился, мы и забралися. Постоял чуть и поехал, а куда поехал? Едем, смотрим, столбики черно-белые, как зебра, проезжают. Валя говорит: вон путеобходчик идет. И заметил нас, и снял с поезда. Куда вы едете? Мы молчим, три барышни. Я, как ночью убегала – в фуфайке и разных валенках, один черный, другой белый. Потом рассказали ему, что едем в ПМС-39.
ПМС – это путевая машинная станция, там бригада заменяет шпалы, щебень отбойными молотками забивает, ремонтирует, в общем. Живут в вагончиках. Работа, по-колхозному, нетрудная. Какие в колхозе мешки с льняным семенем ворочали – как цемент! Мне троюродная сестра, которая на пэмээсе работала, подсказала. Приезжайте, там, говорит, паспорт запросто получить можно! Те, которые из тюрем, едут в ПМС. Месяц проработают – на месяц паспорт дадут, два проработают – на два месяца. Но паспорта все отбираются, чтобы люди не покинули рабочее место.
Тот, кто нас с поезда снял, посмотрел, послушал и сказал: езжайте. И объяснил, как доехать, кого искать на ПМС. Потом подошел к сопровождающему поезда, сказал, чтобы на нужной станции машинист замедлил ход, мы слезем.
Что мы ели? Я когда пришла в соседнюю деревню за Валей и Марией, мать Вали сказала: как хорошо-то! Из колхоза уйдете и дорогу себе пробьете. И принесла окорок свиной завяленный, отрубила половину, хлеба натолкала. Марии тоже провизии дали. А у меня нет ничего. Мне мать сказала: здесь ничего твоего нету! Но мы по дороге и не ели совсем, ждали, покамест прибудем на место.
Еще не рассвело, когда мы приехали на станцию Беспалово. Надо идти в отдел кадров. Где ночью искать? И решили постучать в первый
