Книга Бентли Литтл. Рассказы. - Бентли Литтл

С все ещё пульсирующей шишкой на голове и с сердцем, начинающим колотиться от перспективы потеряться в траве, я решил позвать на помощь:

— Джоб! — Я громко закричал, сложив руки рупором, чтобы усилить звук. — Я заблудился!

Я услышал издевательский смех Джоба в неопределенном направлении.

— Я серьезно! — Закричал я. — Помогите!

Джоб захихикал снова.

— Да, — отозвался он, — сарай найти непросто.

Я уже был готов расплакаться.

— Мама!

— Она тебя не слышит, — сказал Джоб. Он сделал паузу. — Я приду и заберу тебя, но тебе придется заплатить цену.

— Я заплачу! — Я заплакал.

— Ладно. Скажи: — я трусишка,[1] и я сдаюсь как девчонка.

Через минуту я услышал, как Джоб продирается сквозь сорняки. Он прошёл сквозь стену травы справа от меня.

— Пошли, — сказал он, смеясь.

Я последовал за ним к сараю.

В ту ночь, когда я разделся перед принятием ванны, я обнаружил, что кожа на моем животе вместо обычного бледно-розового цвета, каким-то образом стала темной и довольно насыщенно желтой. Я был сбит с толку; я не понимал, что произошло. Возможно, подумал я, случайно прикоснулся к какому-то химическому красителю. Но желтый цвет не сошёл даже после жесткой чистки в течение десяти минут.

Однако я не сказал об этом родителям, и через несколько дней цвет просто исчез.

У меня не было другого опыта почти десять лет.

В колледже я изучал историю. Промежуточные экзамены закончились, и после почти полных двух недель непрерывного обучения, я решил сопровождать новых друзей и новых знакомых в клуб в Лонг-Бич, чтобы послушать среди толпы студентов колледжа квинтет Чико Гамильтона,[2] на тот момент музыкальную сенсацию. Я сидел в полумраке, в галстуке, курил свою тонкую трубку и внимательно слушал модные тенденции дня.

После выступления один из сидевших за нашим столом, студент по имени Глен, которого я едва знал, сделал длинную затяжку сигареты и посмотрел на уходящих музыкантов:

— Дерьмо, — произнес он.

Я не мог поверить в то, что только что услышал.

— Ты шутишь, — сказал я.

Он отрицательно покачал головой.

— Очень переоценено. Банальная музыка и это в лучшем случае.

Я был возмущен! Я не мог поверить, что мы слушали одну и ту же группу.

— Ты ничего не знаешь о музыке, — сказал я ему. — Я не собираюсь с тобой это обсуждать.

Глен слегка улыбнулся:

— А ты, наверное, музыкальный эксперт? — спросил он, обращаясь к сигарете.

— Я специализируюсь на музыке, — соврал я.

И я специализировался на музыке.

Все так просто.

Вся моя жизнь изменилась, когда я произнес эти слова. Я вспомнил мириады музыкальных курсов, которые я прослушал и прошёл; я вспомнил имена, лица и даже особые выражения учителей фортепиано, которые меня учили. Я знал подробности о людях, которых не знал несколько минут назад. Я знал, что, как и почему только что играла группа.

Я оглянулся на своих товарищей. Даг, Дон и Джастин, три человека за столом, которых я знал лучше всего, смотрели на Глена.

— Верно, — согласились они. — Он специализируется на музыке.

Они были серьезны.

Я не понимал, что происходит. Я сохранил полную память о своей «прошлой жизни», но все же я знал, что это уже не так. Возможно, никогда и не было. И я знал, что если несколько минут назад я мог бы декламировать названия всех сражений Войны за Независимость и результаты каждого из них, но не мог бы играть на пианино, даже если от этого зависела моя жизнь, то теперь все было наоборот.

В ту ночь я спал беспокойно. Проснулся я все ещё музыкальным специалистом.

Я решил проверить свои школьные табели, чтобы выяснить, что именно происходит.

Я пошёл в приемную комиссию, взял документы у секретаря и отнес их в кабинку для изучения. Я открыл папку и посмотрел на первую страницу. Слова, напечатанные там, ошёломили меня. Я был официально зачислен на музыкальную специальность по классу фортепиано. Но кроме вводного курса по истории я никогда ничего не проходил.

Этого не может быть, подумал я. Но я знал, что это так, и что-то в глубине моего сознания заставило меня двигаться дальше. Я поднял глаза; регистратор на мгновение повернул голову. «Я изучаю историю», сказал я документам передо мной.

Занятия музыкой закончились.

И тогда я понял.

Конечно, первым чувством была сила. Невероятная, неконтролируемая, неограниченная сила. Я могу быть кем угодно. Любым. И я могу измениться по своему желанию.

Но это чувство почти сразу и исчезло, оно сменилось более пронизывающим ощущением страха. Могу ли я контролировать эту силу? Если да, то как? Если нет, то почему? Исчезнет ли она в конечном итоге? Или она станет сильнее? Изменила ли эта сила, или проклятие, или чудо только меня; а моё ближайшее окружение, а весь мир, в котором я живу? Могу ли я изменить историю? Каковы будут осложнения, последствия и все остальное? Миллион мыслей одновременно зазвучал в моей голове.

Испытание, подумал я. Мне нужно все проверить. Мне нужно убедиться, что со мной не играют, что это не какой-то сложный обман или психологическая игра разума.

Сначала я попытался думать определенную команду. Я жираф, сказал я себе.

Ничего не произошло.

Что ж, это кое-что доказало. Чтобы измениться, заявление надо произнести вслух. Я уже собирался произнести эту фразу, когда остановился. Если бы я сказал: «Я жираф», — и действительно стал жирафом, вполне возможно, что я навсегда остался бы таким. Жираф не может говорить. Я бы не смог сказать: «я человек» и изменить себя.

Страх обрушился снова; сильный, более мощный. Я вспотел. Мне нужно быть очень осторожным. Надо думать, прежде чем говорить. Если я не буду рассматривать все возможности и потенциальные побочные эффекты каждого заявления, которое я сделаю с этого момента, я могу навсегда изменить свою жизнь. И не только к лучшему.

Так что вместо того, чтобы проверить мою новообретенную способность, я вернул свои документы секретарю, пробормотал простое «Спасибо» и поспешно вернулся в свою комнату. Оказавшись внутри, я закрыл и запер дверь и затянул на окнах все занавески. Свет остался включенным. Я хотел на это посмотреть.

У меня было зеркало в полный рост на обратной стороне дверцы шкафа. Я всегда считал себя модным человеком и не мог без него. Оно действительно мне было необходимо. Я открыл дверцу шкафа, снял всю одежду и встал перед зеркалом. «Я Толстый», сказал я.

Изменений не было видно. То есть, это не произошло во времени. Я был тощим, потом стал толстым. Я не раздувался и не набирал