ослабляю контроль.
Сбавляю давление, позволяю ей самой подвигать пальцами.
И жду…
Не перестает.
Смотрит, как головка поблескивает выделившейся смазкой, не отрываясь, наблюдает, и прихватывает языком слюнку, побежавшие на губы.
Меня подбрасывает вверх от этой картинки. Бедра охвачены спазмом и жаждой движения.
— Быстрее. Я хочу кончить. Жестче двигай…
— Тебе не больно?
Какого-то хрена отпустив член, она ныряет ладошкой под трусы и поглаживает мошонку, взвешивая на ладони яйка.
— Боже, какой ты нежный, мягкий… — шепчет так, словно ведет по коже кусочком бархата. — И горячий…
Пальчики медленно ведут обратно. Подушечки пальцев очерчивают рельеф вен.
Сладкая пытка, будто по члену струится жидкое, немного разогретое масло.
В голове проносятся десятки вариантов…
— И твердый. Очень твердый… — выдыхает со стоном, сжав свои узкие бедра.
Ее пальцы снова пытаются взять член в кольцо, обхватив его плотно.
Даа… Вошла во вкус, играет со штурвалом, пробуя двигать смело и отрывисто.
Пустить бы в ход ее язычок, в ротик спермы налить столько, чтобы лизала ее потеки, подбирая пальчиками полупрозрачные капли с подбородка.
И я бы ей обязательно вставил хорошенько. Другую девку уже бы нагнул к члену, и она охотно взяла бы в рот, отрабатывая крышесносный оргазм в надежде получить его снова.
Но Белка…
Что-то в ней настораживает.
И эти ремарки, будто члена впервые касается.
Вглядываюсь в черты ее лица, белеющего в сумраке. Глаза полуприкрыты, ресницы трепещут, рот приоткрыт. Она часто дышит и сама не осознает, как прижимаетя теснее, льнет, трется об меня грудью с острыми сосками. Аккуратные сиськи, задорные апельсинки.
Ее бедра дрожат серией спазмов.
Немного раскрываются, и я запускаю между ними руку.
Трусики мокрые.
Она задыхается, уже на пороге. На самом плато… Ее удовольствие может ровно схлынуть, так и не закончившись оргазмом, но может и рвануть.
Тяну влажную ткань в сторону. Нежность ее кожи запредельная. Удлиненная форма ее киски по форме напоминает каллы, из сердцевины щедро тянется дорожка сока.
— Нет-нет… — словно просыпается, когда два пальца туго вонзаются в сердцевину, разминая ритмично.
Несколько рывков заставляют ее изменить свое мнение. Белку размывает так, что она утыкается лицом в мою майку и громко стонет. Рот раскрыт, от ее дыхания и раскатанных губ становится жарко.
— Быстрее. Давай же…
— Я… Мне… Точно… Аааа…
Последний толчок.
Киска пульсирует и расширяется, сжимается и приоткрывается ритмично.
Готов поклясться, она выпрашивает мой член.
Меня обильно выплескивает поверх ее сжатых пальцев.
Густые толчки спермы. Молочные пятна слепоты пульсируют перед глазами. Белка закатывает глаза от удовольствия, продолжая мягко двигать бедрами навстречу моим пальцам, ловит еще одну сладкую волну.
Ненасытная.
И… кажется, целочка.
— Трахалась раньше? Нет?
Да ладно.
Глаза блестят, взгляд размытый, взмахи ресниц плавные. Блеск глаз становится запредельно острым… Она всхлипывает и начинает… плакать.
Это что еще за хрень такая?
Я мог ей между ног воткнуться, но придержал немного норов оголодавшего по ласке члена, чтобы она немного привыкла и не слишком сильно пугалась.
К чему слезы?
Оргазм у нее был. Такой взрыв ни с чем не спутаешь!
Тело лижет всполохами оргазма, кайф протягивается по коже обещанием последующих развлечений. Это только лайтовая разминка, все равно, что понюхать блюдо перед тем, как его съесть.
Сейчас бы помолчать, просто смакуя острые мгновения, но тут…
Слезы.
— Ты не умираешь. Твое сердце не лопнет. Или что ты там еще выдумала, — говорю с небольшим раздражением.
— Уууу… — всхлипывает Белка и… запускает руку под нижний край майки.
Ого… Кто-то вошел во вкус.
Кажется, у нас продолжение, Осло.
Приподнявшись, я снимаю майку, чувствуя, как член вкусно наливается тяжестью.
— Спасибо… — выдавливает из себя Белка.
Она садится на диване, мгновенно натянув трусики, и забирает майку, небрежно брошенную рядом.
Прижимает майку к лицу.
Нюхает, как я пахну?
Ее повадки будоражат. Колко стреляет пьянящим предвкушением в затылок.
Но потом…
Девчонка шумно высмаркивается, вытирает слезы и… возвращает мне майку.
— Спасибо. А теперь верни мне браслет.
Глава 10
Ника
Дан сверлит меня тяжелым, немигающим взглядом.
Пальцы мертвым хватом вцепились в майку…
В воздухе закипает странное напряжение и, я заметив ремешок браслета, хватаю его с дивана и убегаю в ванную комнату.
По-хорошему, надо бы взять чистое белье, но это означает, что нужно вернуться в спальню Дана или к рюкзаку. Что, в принципе, тоже означает пройти мимо здоровяка.
Пройти мимо него или оказаться на его священной и неприкасаемой территории.
Нет-нет, спасибо!
Уф…
Эмоции стихают.
Вместе с ними силы покидают тело. Я устало падаю на пуф, вслепую закрепляю браслет на запястье.
Циферблат выдает, что у меня все еще зашкаливает пульс.
В голове крутятся слова Дана об оргазме, пульсе и еще много о чем…
Все вперемешку.
Телу жарко и… хорошо.
Так хорошо не было еще ни разу.
Я прижимаюсь лопатками к стене, закрываю глаза. Под ними выплясывают солнечные зайчики, на губах расползается улыбка.
Надо принять теплый душ, умыться, двигаться совсем не хочется
Мое сладкое уединенеие прерывает грубый стук кулака по двери.
— Выстирай то, что запачкала! — требует Дан.
— Ты о чем?
Бух!
Еще один удар кулака сотрясает дверь.
— Сама знаешь. Я завершаю обход. Через час снова пойду, и ты должна к тому времени закончить, спать и сопеть в свои маленькие… сопливые… ноздри! Увижу, что притворяешься или почую, что замышляешь побег… пожалеешь!
Бух!
Отходит.
О боже.
Удовольствия как не бывало.
И что я еще ему стирать должна?
Майку, что ли?
Псих… Жалко ему. Нельзя с забитым носом ходить.
Подождав, пока шаги здоровяка смолкнут в отдалении, я осторожно открываю дверь, забрав скомканную майку.
Недолго думая, швыряю ее в стиральную машинку к своим вещам, включаю быструю стирку, двойную сушку и отправляюсь под душ, проводя там довольно много времени.
Потом быстро достаю вещи из машинки…
Странно, но куда-то пропала майка мужчины.
Была же здесь, белая такая.
Развешиваю все свои вещи на сушилке и потом перевожу взгляд на какой-то комок с цветными пятнами, оставшийся на дне.
— Это что такое?
Разворачиваю и… тут же комкаю обратно.
— О нет. О нет…
И что же могло покрасить майку Дана в этот мимимишный розовый цвет. Мой пеньюар? Но он же не побледнел ни на тон! Как так вышло! Понятия не имею.
— Может быть, не заметит? — подбадриваю себя. — Чай, не последняя майка.
Быстро завешиваю майку в самый дальний
