о тех, кто отстоял нашу свободу и счастье, не померкнет никогда.
УРАЛЬСКИЙ ПАРЕНЬ
1
Враг рвался к берегам великой русской реки. Из глубины России на помощь осажденному Сталинграду шли полки и дивизии. В одном из воинских эшелонов ехал на фронт уральский рабочий Иван Глухов.
Эшелон остановился на станции Иловля. Раздалась команда:
— Выгружаться!
Шли всю ночь. На рассвете остановились в глубокой балке. Только лишь сгустились сумерки, вновь зашагали. На третью ночь вышли на передний кран. Здесь в маленьком окопчике на правом холмистом берегу Волги началась фронтовая жизнь Глухова. Здесь он испытывался на прочность, здесь постигал военную науку.
В этом обжитом окопчике он прочитал листовку о подвиге тридцати трех гвардейцев, два дня отбивавших яростные атаки врага. Фашисты забрасывали участок гвардейцев бомбами, снарядами, листовками. Но ничто не могло сломить волю советских солдат. Гвардейцы выстояли. Первые покинули поле боя гитлеровцы, оставив на склоне холма 27 сгоревших танков и свыше 150 погибших солдат и офицеров.
«Ни шагу назад!» — так заканчивалась маленькая листовка, написанная в окопах у великой русской реки.
Поразил Глухова и рассказ политрука о мужестве четверки отважных бронебойщиков, которые на подступах к Сталинграду из двух противотанковых ружей уничтожили 15 вражеских танков. Иван поклялся быть таким же мужественным, как героические защитники Сталинграда.
Ранним сентябрьским утром послышался рокот моторов. Иван Глухов чуть приподнялся над бруствером окопа. Прямо на него катился целый десяток бронированных чудовищ. «Танки», — прошептал Иван и оглянулся. Пригнувшись, по траншее шел сержант Столбиков. Поравнявшись с окопом Глухова, спросил:
— Как самочувствие?
— Да вроде бы ничего, — ответил Иван.
— Приготовь на всякий случай связки гранат. А голову каждую минуту из окопа не высовывай, а то ни за грош потеряешь. Наша задача — отсечь от танков пехоту и уничтожить, а с коробочками там, — кивнул вглубь обороны, — пушкари и бронебойщики без нас расправятся. Наше дело — пехота. Ясно?
— Ясно, товарищ сержант, — отозвался Глухов и, как его учили, опустился на дно окопа, замер. На какую-то долю секунды вокруг стало темно. Стальное чудовище проскрежетало гусеницами над головой, заполнило окоп удушливыми газами сгоревшего бензина, дохнуло запахами мазута, пороховым дымом и грозно зарокотало за спиной.
«Как бы не прозевать пехоту», — подумал Иван, вставая на ноги. Метрах в двадцати от него плотной цепью во весь рост шли гитлеровцы. Иван не помнит, как нажал на спусковой крючок автомата. Не помнит, как взводный с криком «Получайте, гады!» швырнул навстречу гитлеровцам гранату. В памяти Ивана Тихоновича остались отдельные эпизоды этого первого боя. Помнит он, что ярко светило солнце в то утро, по южной земле шел солнечный сентябрь. Хорошо помнит Иван и то, что впереди немецкой цепи с пистолетом в руках шел офицер. Вот он обернулся к солдатам, что-то крикнул, взмахнул руками и упал. Рядом с ним кувыркнулся солдат, потом второй, третий…
«Так вот они, непобедимые», — подумал Иван и стал стрелять не спеша, тщательно прицеливаясь. И каждый раз, когда немец падал, Глухов радостно восклицал: «Что, получил, гад! На, на еще, на!» И вновь припадал к автомату. Стрелял до тех пор, пока не раздался голос взводного:
— Прекратить огонь!
Иван провел тыльной стороной ладони по потному лицу и оглянулся: в глубине нашей обороны стояло пять подбитых вражеских танков, два дымились перед траншеями. Так простой уральский парень сделал первый шаг на дороге войны.
2
Утром 19 ноября 1942 года сержант Иван Глухов, уже командир отделения автоматчиков, лежал со своим отделением перед немецкими траншеями, готовый в любую секунду повести своих солдат на штурм вражеских укреплений и бить захватчиков без жалости и пощады.
И. Т. Глухов.
В восемь часов тридцать минут 13540 орудий и минометов по сигналу «катюш» открыли огонь по позициям врага, подавляя его живую силу и технику.
Прислушиваясь к грохоту боя, Глухов шептал: «Хорошо! Хорошо!»
Еще не успели смолкнуть раскаты орудийного грома, еще не рассеялся пороховой дым, а воздух наполнился новыми звуками.
— Танки! Наши танки! Вон они, товарищ сержант! — радостно закричал солдат Асадулин. Асадулин не ошибся. Это шли краснозвездные стремительные, неустрашимые советские танки. За ними шла пехота. Повел в атаку свое отделение и сержант Глухов.
К исходу 30 ноября район, занимаемый окруженным противником, уменьшился более чем вдвое. 22 немецкие фашистские дивизии и 160 отдельных частей всех родов войск с многочисленной техникой были зажаты в кольцо на территории в 1,5 тысячи квадратных километров, которая простреливалась дальнобойной артиллерией в любом направлении. На шее армии противника захлестнулась смертельная петля.
— С каждым так будет, кто с мечем к нам придет! — промолвил Иван Глухов.
— Верно. Так завещал наш великий предок Александр Невский, а мы, его потомки, свято храним честь и славу русского оружия, — подтвердил взводный.
Неудержимым потоком катилась вперед лавина советских войск. Глухов терял счет дням, не запоминал названия освобожденных сел и городов. Но когда брал в руки газету, улыбаясь, говорил:
— Здесь и о нас пишут. Помните станицы Романовскую, Зимовники, мы их брали. Вот тут написано.
Но разве могли сводки рассказать то, что довелось увидеть и пережить сержанту Глухову в те дни.
Когда освободили хутор Потаповский, к Ивану подбежал старик. Крепко обнял Глухова, прижался изнеможенным лицом к щеке сержанта, и Иван почувствовал горячую стариковскую слезу.
— Дорогие мои сыночки, — шептал старик. — Спасибо! Спасибо!
В сводках не сообщалось и о том, как солдаты делились своим пайком с детьми, женщинами и стариками, как в перерывах между кровопролитными боями помогали мирным жителям строить шалаши и землянки.
Много видел сержант Глухов, шагая по дорогам войны. На окраине небольшого села видел он глубокий ров, до краев заполненный трупами советских людей.
Там, где было село, остался одни пепел. Все, что сгорело, было построено такими вот рабочими руками. Иван посмотрел на свои руки. Ими, действительно, много построено. Иван Глухов строил Челябинский тракторный и Уральский машиностроительный заводы, возводил учебные корпуса Свердловского Втузгородка и просторные дома для рабочих. Крепко полюбилась специальность строителя, но протрубили горнисты тревогу.
