оказалось, мне подарили целый букет. Ровно такой же, как и своей бывшей. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Случайно увидев мои анализы, она дождалась меня с приёма и призналась во всём. Она же и рассказала о весёлых корпоративах в сауне с девочками по вызову, о которых узнала от одной знакомой. В общем и целом, обе дуры. А потом мы вместе стояли в аптеке. Страшно вспоминать, что о нас говорили.
Пришлось долго поправлять своё здоровье и головушку. Было тяжело принять такое предательство. Ведь он клялся в любви. Справки принёс, что ничем не болеет, а в «скафандре» не то удовольствие. Я даже противозачаточные таблетки пила, чтобы только ему угодить, а бумажки оказались липовые.
Виноватой осталась я. Ну а чего с болячками по больницам бегаю, он же чистый? Вон и врач подтвердит, что он не заразный. К слову, его одноклассник. А раз болею я, значит, и гуляла на стороне тоже я. Всё просто. Только некоторые люди знают правду, но никому не хочется связываться с Сашей. Со Светой тоже после этого не общаюсь. Киваем друг другу при встрече, и только.
— Дура, ты! — кричит и хватает меня за плечи.
— Отпусти, синяки будут, — он не слышит и трясёт меня, словно ребёнок погремушку. Пытаюсь головой не стучаться об дверь, получается через раз. Стараюсь вывернуться, но тщетно. — У тебя есть Валя. Ты собрался жениться, помнишь? — Отчаянно пытаюсь отцепить его руки и царапаю их ногтями. — Не трогай меня!
Удивительно, что ещё ни одни соседи не вышли почитать нравоучения при таком-то шуме спозаранку. Обычно стоит сделать музыку погромче, и сразу набегает толпа недовольных. А тут… Каждый за свою шкурку переживает. Стоят, наверное, и в глазок наблюдают, а выйти и помочь некому. Толкаю Сашу от себя. Ничего не получается.
Он притягивает меня к себе и пытается поцеловать. Насильно. Так, как он любит это делать. Болезненно и долго, с укусами, словно выжигая клеймо на губах. С такими поцелуями он познакомил меня уже после расставания, когда вот так же приходил и уговаривал вернуться. Хотя сам распускал мерзкие слухи и прилюдно издевался, говоря гадости так громко, как только мог. Не выдерживаю напора. И от отчаяния наступаю ему на ногу со всей возможной силой. Это даже ударом не назвать. Можно сказать, погладила, но он останавливается и смотрит на меня.
— Тварь! Какая же ты тварь, — получаю хлёсткий удар по лицу, и впечатываюсь головой в стену рядом с дверью. Говорят, что мужчины чаще бьют тыльной стороной ладони с оттяжкой при ударе и жгучей болью после. Так и есть. В этом я убеждаюсь на практике. — Лена, — он с испугом смотрит на меня, а я чувствую вкус крови во рту. Сраная печатка. Он так ей гордится и никогда не снимает. Щека горит. — Леночка, прости, — он порывается подойти, и я вижу страх в его глазах. — Я не хотел. Так получилось. Если бы ты не сопротивлялась, — продолжает бормотать и смотрит на свою правую руку.
Разглядывает кровь на золоте, а я, воспользовавшись моментом, забегаю в квартиру и закрываюсь на все замки. Захожу в ванную комнату и включаю воду. Трясущимися руками стаскиваю с себя одежду и пытаюсь застирать кровь. Саша в это время без устали жмёт на звонок, стучится и что-то кричит в дверь.
На щеке слишком быстро проступает синяк. Нижняя губа распухает, как тесто на дрожжах, а кровь всё ещё сочится из ранки. Слизываю красную жидкость, чтобы ещё больше не закапать пуховик.
— Ма-а-а-а-а-ам! — раздаётся громкий, но сонный голос сына. Шум в подъезде стихает. Правильно, кому хочется прилюдно позориться?
Глава 11
— Кто? — грозно нависает Миша, ставя передо мной чашку прохладного чая и бутерброд.
— Сынок, — устало прошу, голова болит жутко.
Даже тихие звуки, словно пудовые гири, падающие на мозги. Всё утро он успокаивал меня, потом заставил поспать. Сходил в аптеку за кремом от ушибов и синяков. И бесился. А вечером не выдержал и устроил допрос.
— Убью его, — сжимает кулаки и зубы.
— Миша, — говорю уже строже. Ещё не хватало, чтобы он вляпался по самые уши.
— Мама, он должен ответить, — продавливает меня.
Целый день думаю, идти в больницу и полицию или нет. Будет ли толк? У Рогова везде связи. Кто я? И кто он? Я всего лишь главный бухгалтер в небольшой компании, а он… Снова переживать ту волну стыда? Не хочу. Новые слухи. Смешки в спину. Да я с ума сойду намного раньше, чем его на допрос вызовут! Наверное, лучше отсидеться дома.
— Миш, пообещай, что не натворишь глупостей, — беру за руку сына. — Помоги дойти до комнаты, — голова кружится и опора мне сейчас не помешает. — Пообещай, — требую и сама понимаю, что натворит. Ещё как натворит.
— С каких пор у тебя появился «любимый»? — показывает на светящийся экран мобильника, когда мы заходим в комнату. Звук я выключила, чтобы лишний раз не подскакивать и не тревожить голову. — С тех самых? — Показывает на разбитую губу. Шикаю на сына и прошу немного помолчать.
— Да, — мой голос тихий и уставший.
— Мы увидимся, моя хорошая? — игриво мурлычет Влад. Слышу, что настроение у него прекрасное.
— Нет, — устало выдыхаю почти шёпотом.
— Почему, моя плохая девочка? — продолжает мурлыкающим тоном.
— На работе завал, — говорю первое, что приходит на ум.
— Ай-яй-яй, — чувствую, что улыбается, и расплываюсь. Тут же шиплю. Губу больно. — Врать нехорошо, — продолжает Влад.
— Мам! Это он? Дай трубку. Он должен отвечать за свои поступки, как мужчина, — я не успеваю даже пикнуть, как остаюсь без телефона.
— Что случилось? — голос моментально меняется на серьёзный.
— Это ты? Ты это сделал? — нервно кричит сын в трубку.
— Сейчас приду, и узнаем, кто и за что должен отвечать. Пацан, говори номер квартиры.
— Пятьдесят четыре. Жду у дома, — деловито отдаёт мне телефон и выходит из комнаты.
— Влад, не надо. Миша! Миша стой, это не он, — кричу из последних сил в закрытую дверь, но сын уже накинул куртку и вылетел из квартиры. Побежать за ним я не смогу, остаётся надеяться, что он не станет ни на кого кидаться. Простудится же, опять без шапки свинтил.
— Лен, объясни за что я должен ответить? Не вовремя привёл тебя домой? И кто такой Миша? У тебя есть муж?
— Как много вопросов. Муж был, а Миша — это мой сын. Ему четырнадцать, и он неуправляемый. Очень хороший, но чувство справедливости у него обострено до предела. Как же я устала, — ложусь на кровать. — И ни за что отвечать
