Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
— А где Орм?
— Орм не придет, мама, — тихо сказала Вигдис. — Пошли за папой, и я все расскажу.
— Папа тоже не придет.
Женщина заплакала, Вигдис обняла мать, повела ее в дом, коротко оглянувшись — мол, извини, а Гуннар так и остался стоять столбом, ощущая себя лишним, беспомощным и бесполезным.
Жалела ли мать Вигдис, что так и не надела свадебной гривны, которую отец ее детей не смог бы ей подарить, даже если бы и захотел?
Зря он вспомнил. Наорать бы, сорваться: в конце концов, чем он заслужил все эти упреки, и, главное, нашла когда… Но злость схлынула, отставив лишь усталость, и Гуннар негромко добавил:
— Я не могу быть таким, как вы, просто потому, что дара мне не досталось. И то, что сойдет с рук вам, мне припомнят. Да и не хочу быть таким, если уж совсем начистоту. Ты это знаешь. — Он помедлил, точно перед прыжком в холодную воду. — Какой есть — такой уж есть, другим не быть. Оставайся или уходи, держать не стану.
Только одному Творцу ведомо, что он будет делать потом. Но это будет потом.
Вигдис вдруг стремительно шагнула вперед, ткнулась головой в плечо.
— Я просто до смерти перепугалась за тебя, и успокоиться никак не получается.
Гуннар прижал ее крепче.
— Неделя прошла. Я жив. Давно пора было…
— Как у тебя все просто. Мамы месяц как нет, я и по ней не должна больше плакать?
— Сравнила. Мать у тебя одна была, а мужиков… — он осекся. — Прости. Я не то хотел сказать.
Вигдис отстранилась, отворачиваясь, обхватила себя за плечи.
— Но сказал именно это.
Гуннар обнял ее со спины, зарылся лицом в волосы, пахнущие розовой водой. Повторил:
— Прости. Я правда не о том. — Как это у нее выходит? Ни с того ни с сего начала она, а извиняется он. И, главное, было бы за что. — Просто… Когда-нибудь все равно…
Все, что он умеет, и умеет хорошо — убивать. А людям, как ни удивительно, обычно не нравится, когда их пытаются убить. Так что когда-нибудь кто-то другой окажется сильнее, только и всего. Гуннар сам выбрал этот путь, когда сбежал из пансиона, куда его определила мать, поняв, что первенец надежд не оправдал, так что чего теперь жалеть?
— Не надо. — Вигдис поймала его руки. — Не говори так. Ты — все, что у меня осталось.
— Врешь, — улыбнулся Гуннар, прихватывая губами ее ухо, девушка хихикнула — щекотно. — У тебя друзья. Полгорода знакомых. У тебя есть занятие, в конце концов, которое тебе нравится, я же вижу. И хорошо, что врешь.
Творцу ведомо, он не тот, кто стал бы смыслом чужой жизни, как бы лестно это ни звучало по-первости.
Она развернулась, заглядывая в глаза:
— Я просто хочу быть с тобой.
— Ты и так со мной.
— Засыпать рядом с тобой. Просыпаться рядом. Разве это много?
А разве мало? На самом деле потесниться нетрудно, причина была не в том. Гуннар не слишком любил, когда она оставалась на ночь. Рядом с ней не удавалось выспаться — и не потому, что засыпали под утро, примерно в такое время он обычно и ложился. Но Вигдис была ранней пташкой, и каждый раз, когда она оставалась у него, Гуннар продирал глаза невыспавшийся и злой.
Проснувшись ни свет ни заря Вигдис, как бы поздно ни заснула, уставала лежать тихонько и пыталась «незаметно» выбраться из постели. Незаметно не получалось никогда. Хоть она и двигалась почти бесшумно, Гуннар все равно подскакивал от малейшего шороха — повадка, несколько раз спасшая ему жизнь, и не только ему. И пока он пытался отпиться жуткой черной дрянью, привезенной из восточных земель, и перебирал способы уйти из жизни быстро и безболезненно, чтобы никого не видеть и не слышать очередным ранним утром, Вигдис щебетала птичкой, вызывая желание запустить в нее кружкой, а то и чем потяжелее. Все-таки слишком разными они были, чтобы легко ужиться.
Гуннар умело владел лицом, но и она тоже не вчера родилась. Вывернулась из рук, потянулась за одеждой.
— Извини. Я вела себя как капризная барышня. — Вигдис исчезла под рубахой, а когда вынырнула из ворота, лицо было абсолютно спокойным. — Подумала, что, может быть, ко мне переберешься, дом стал слишком большим для меня одной. Он и при маме был уже слишком большой, а теперь и вовсе… Глупо.
И в самом деле. Жить в доме женщины на правах непонятно кого…
— Продай и найди что-нибудь по душе.
Она посмотрела долгим странным взглядом. Что он опять сказал не так?
— Это дом, где жили поколения моих предков по матери. Где выросла я сама. — Вигдис дернула щекой — Хватит об этом. Я была не права.
До Гуннара, наконец, дошло. Одареннная, она не могла унаследовать дом после смерти матери. Поэтому, если в течение трех месяцев после смерти владелицы других наследников не объявится, имение объявят выморочным, опишут и опечатают. А если наследников не окажется и через год оно отойдет городу, и Совет пустит дом с молотка вместе со всем, что внутри. Гуннар совершенно об этом не помнил — немудрено, сам он на наследство от своей матери не рассчитывал, даже если бы у нее и не было дара. Потому, наверное, Вигдис и чудит: кто бы на ее месте не переживал, сознавая, что скоро родной дом будет чужим?
— Забыл, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть.
Да что такое сегодня: что ни брякнет, все невпопад?
— Ты не обидел. — Она наклонилась, завязывая башмаки.
— Погоди. — Гуннар тоже потянулся за одеждой. — Провожу.
— Белый день на дворе, — усмехнулась она. — А у тебя наверняка полно еще дел, так что не стоит. Если кому-нибудь понадобится меч, за тобой посылать? Или хочешь передохнуть?
— Наотдыхался. — Он влез в штаны. — Давай все-таки провожу.
— Не надо. Ты уже сказал слишком много, и еще больше — не сказал. Но другим тебе действительно не стать, как и мне. Я пришлю за тобой, если появится что-то интересное.
Мягко закрылась дверь. Гуннар длинно и прочувствованно выругался.
* * *
Дел у него было не то чтобы много, могли и до завтра подождать. Но хоть найдется чем голову занять сегодня вечером вместо того, чтобы размышлять, вернется ли Вигдис и какого рожна ей от него было надо на самом деле. В то, что она действительно голову потеряла от любви и потому чудит, он не верил вот ни на столечко.
Прежде всего следовало привести в порядок вещи после похода: все это время они так и лежали в сумке. Разве что одежду на смену оттуда достали, увязав то, что сняли с бесчувственного, в отдельный узел. С ним, кстати, тоже надо было разобраться.
Гуннар развернул полотно на столе, и, присвистнув, выругался. Отличная бригандина с тройным нахлестом, которую не каждый меч пробьет, не годилась больше совершенно ни на что. Подол не просто оторвался от верха, с пояса словно выжгли — или выплавили — полосу. Ткань по краям обветшала и побурела, как опаленная, рассыпаясь от прикосновения. Пластины и клепки покорежились, поменяли цвет, словно на них плеснули крепким купоросным маслом. Повезло, что сам жив, и, похоже, тех троих, что с ним были, Гуннару до конца жизни поить. И за то, что оттуда уволокли, и за то, что потом помереть не дали. А доспех добыть можно, так что нечего Творца гневить, призывая на головы тех тварей кары небесные, тем более, что у них и голов-то нет.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
