class="title1">
05. МОЛОКО, РИСУНКИ, ЛЫЖИ…
ТРИ ПОРОСЁНКА
Мы душевно поболтали с бабушкой, и тут она заторопилась:
— О, чё я сижу-то! За молоком же надо!
— Я с тобой! — подскочила я.
— Ых, — с досадой заметалась бабушка, — мы вдвоём-то ещё дольше собираться будем, разберут всё молоко.
— Да не разберут! Я живо! — я бросилась одеваться. — В три поросёнка* пойдём?
— Конечно, куда ещё, — бабушка с кряхтением натягивала рейтузы. Зима ж!
*«Три поросёнка» —
любовно-народное название
типовых магазинов,
выстроенных тремя приземистыми
квадратными коробками в ряд
с небольшим смещением по диагонали.
Я нарядилась молниеносно, схватила хозяйственную сумку и кошелёк с мелочью, лежащие на табуретке — там ещё не самообслуживание, очередь до прилавка, денег сразу заплатить не будет — махом меня гулять отправят, а потом ведь и не пустят вперёд, вот и стой заново. А я без молока жить непривыкшая, мне чай с молоком для фунциклирования мозговулин потребен!
— Ба, я побежала! Очередь займу!
— Да куда… — только и успела сказать она, но я уже крутанула ручку нижнего замка и выскочила в подъезд.
До трёх поросят надо было спуститься через три больших двора, великанскими ступенями уходящих по сопке вниз. Две больших лестницы, практически двухэтажных, и ещё две маленьких. Бежать в три поросёнка я не боялась — хулиганья в этих дворах особо не водилось, никогда я не слышала, чтобы у ребятишек мелочь отбирали или ещё что. А бегала я, хоть и мелкая была, как заяц.
Вон и магазины!
В ближнем к нам располагался хлебный, потом овощной, в который я заходить не любила (пахло там как в заброшенном овощехранилище: сыростью, землёй и холодом), и последним — заветный молочный!
К магазинам я подлетела без десяти два, и в очереди была уже пятнадцатой (да-да, очередь перед закрытой дверью — с часу до двух продуктовые на обеде). Ну, пятнадцатая — это неплохо, без молока не уйдём! Было слышно, как за двумя дверями погромыхивают выставляющиеся ящики из толстой проволоки, в которых привозили молочку. Стеклянно звенела тара.
Молоко у нас в Иркутске всегда было только литровое. По пол-литра наливали кефир, сливки, ряженку. В маленьких баночках по двести миллилитров — только сметану. На этом в те замечательные годы ассортимент молочки в стекле заканчивался. Поверх бутылок на молочку у нас в Иркутске никаких маркировок и этикеток больше не клеили. Вся необходимая информация продавливалась на крышечках из фольги. Иногда они были разноцветные, но иногда (наверное, когда нужная фольга заканчивалась) — одинаково серебристо-серые.
Иной раз сметану привозили только разливную, и бабушка для такого случая ходила в магазин со своей банкой. Бывало, что и молочная бочка приезжала. Для разливного молока мы держали трёхлитровый бидончик. Да, мне всегда казалось, что разливное молоко вкуснее, но мама не очень одобряла: то в бидон недольют, то бочки недомоют, то, пройдохи такие, водой бодяжат. Не знаю, как на счёт недомоя, вроде, никто не помер. Меня другое удивляло: я никогда не могла угадать, по какой схеме появляются эти бочки и сметаны. А всё время с бидоном тоже не находишься, как дурак.
Иногда, внезапно, непонятно по какой причуде, молоко вдруг вместо бутылок привозили в треугольных* пол-литровых картонных коробках. Но сегодня должно быть обычное — гремят же.
*Странно-неудобных, не призмой, а тетраэдром.
Вообще, в этом магазине было два отдела: молочный и всякий-разный (сейчас бы я условно назвала его «прочая бакалея», а в детстве никак не могла определиться). Но все стоящие конкретно ждали молока. Пока стояли, я заглянула в кошелёк: три рубля с копейками. Ну, молоко, положим, сорок шесть, это я помню. А сметана? Баночку надо.
— А сметана сколько стоит? — спросила я у бабульки, за которой стояла.
— Так, тридцать семь копеек! — подняла брови бабуля.
— Спасибо, — я углубилась в подсчёты. Получалось, мне нужно два литра молока и сметану. Рубль, двадцать девять. Ну-ка, может, я мелочью наберу…
Ровно в два загремели замки. Сперва глухо — внутренняя дверь в магазин открывается, потом громко — непосредственно перед нами, двери в «предбанник». Народ втёк стремительным потоком и меня заодно внёс. Никто, надо сказать, из очереди меня вытеснить не попытался — а за нами к открытию собралось ещё человек сорок. Люди плавно заполнили больше половины пространства для покупателей, весь длинный паровозик — в основном пенсионеры и дети (работающие-то на работе все) — сложился петлями и спрессовался. О личном пространстве здесь весьма условное представление.
Продавщица попалась бодрая, очередь таяла на раз-два. Вот и бабуля передо мной составляет кефирчик в авоську.
— Мне две бутылки молока и баночку сметаны! — я высыпала в блюдечко перед продавщицей свои копейки.
Она шустро пересчитала и сгребла мелочь, выставила продукты:
— Следующий!
В том месте, где очередь заканчивала стоять сплошной стеной, послышались недовольные голоса:
— Женщина, ну куда вы без очереди⁈
— Да вон моя внучка! — я узнала взволнованный бабушкин голос.
— Баба, я уже купила! — крикнула я, сгружая свои бутылки в сумку.
В ответ на мой тоненький вопль стена бабусь раздвинулась и вынесла меня на берег, где хлопала крыльями взъерошенная баба Рая. Волосы аж из-под пухового платка выбились, что ж так волноваться-то…
— За хлебом пойдём? — предложила я.
— Ну, пошли, — она вздохнула. — Масло надо было спросить.
— Нету масла! — услышала продавщица. — В понедельник будет привоз.
— Ну, вот! — почему-то обрадовалась я. — Пошли, булочку с изюмом купим?
— А чё, стряпанно не хочешь? — удивилась она, выходя из магазина.
— Тогда мало молока взяли, — резонно возразила я. — На стряпню сразу бутылка уйдёт!
— Хм, — бабушка поджала губы. Молоко водой разбавлять она не любила. — Тогда картошки пожарю с колбасой?
Она, наверное, не столько спрашивала меня, сколько думала вслух. Но идея жареной картохи — да с колбасой! — вызвала у меня приступ восторга. Так вкусно, как бабушка, никто это делать не умел.
— Давай!
В хлебный мы всё же зашли и булок купили, хотя вид открытых витрин, наполненных хлебом, который люди брали просто руками, вызывал у меня желание зажмурить глаза. Мама дорогая… Хорошо, у нас хоть был пакетик с собой, потому как в магазинах никакой упаковки было не предусмотрено, даже купить.
С другой стороны, забыла я, что ли, как мы с Танькой и Иркой летом за хлебом ходили? Пока назад булки тащим — что они, что я корки пообкусываем. Вкусно же, пока горячий. Хрустит. А пахнет одуряюще! А пакетов чаще всего не было, мдэ.
ОТ СЛОВА ХУДО
Дома я наелась булки с молоком, потом борща со сметаной — именно в таком порядке, не могла удержаться, аж тряслась, помыла посуду (это всю жизнь моя обязанность) и пошла к себе. Была у меня мыслишка: кое-какие зарисовки к будущей повести поделать. Тем более, бабушка сказала, альбомов мне ещё купит. Можно сильно себя не ограничивать…
Всё было здорово, пока я не поняла, что плохо помню линии сопок вокруг Коршуновского ГОКа. А как выглядит карьерный самосвал в восемьдесят первом году — вообще имею весьма смутное представление. Да и анатомию зверей бы подглядеть где-нибудь, чтобы не опростоволоситься со своими художествами. Блин, как интернета-то не хватает! Мне надо было много чего. Как выглядит Москва и, в частности, вокзал? Поезда дальнего следования — внутри и снаружи? И прочее, и прочее…
Единственным путным источником информации на данный момент могли быть книги. Энциклопедии, альбомы с фотографиями или рисованными картинками. Нет, лучше с фотками, а то знаем мы этих фантазёров.
А единственным источником книг в больших количествах была что? — Библиотека!
Местная, детская художественная, сидящая пока в приспособленной квартирке в соседнем доме, для этих целей не годилась совсем. Набор книг там был убогий. Вот когда они в новое здание переедут, в пристрой к девятиэтажке, тогда у них и хранилище приличное будет, и в читальном зале всякое интересное. А пока… В школу, что ли, ломануться? Прикрыться матушкой, напроситься в библиотеку? Библиотекарша там, вроде, неконфликтная тётка была — если там работает сейчас именно та, которую я помню. Постараюсь навести дипломатические мосты. Другого варианта у меня всё равно нет.
Значит, в понедельник нужно будет постараться совершить рейд в школу.
А пока… я пристроилась у окна и сделала несколько зарисовок. Сильно мне хотелось нарисовать бабушку, но я очковала раньше времени вскрыться. Надо
