и прямой канал выхода на него, и успокаивая его наличием "своего" человека в ближайшем окружении нового, набирающего силу и амбициозного Председателя Комитета госбезопасности. Причём, одним Цвигуном Андропов тогда не ограничился.
Вторым ухом Брежнева в ближайшем окружении Андропова в КГБ стал ещё и другой генерал госбезопасности — Георгий Карпович Цинёв, с которым Брежнев был близок по старой партийной работе ещё в Днепропетровске в 1930-1940-х годах. Этого очень близкого друга Брежнева и члена так называемой "днепропетровской мафии" Андропов, ставший председателем КГБ при СМ СССР, также сразу резко возвысил, сделав его в мае 1967 года начальником Второго главка (контрразведка) и членом Коллегии КГБ, а в октябре (в один день с Цвигуном) повысив его в воинском звании до генерал-полковника.
Окружение себя в КГБ близкими и доверенными друзьями Брежнева было жизненно необходимо Андропову и по другой причине. Он в 1967 году имел статус только кандидата в члены Политбюро ЦК, и формально руководимый им Комитет госбезопасности тогда ещё не был самостоятельным (каким он станет в 1978 году), а числился при Совмине СССР. То есть, бывший Секретарь ЦК КПСС Андропов очутился в прямом подчинении у другого члена Политбюро ЦК КПСС — Предсовмина СССР Алексея Николаевича Косыгина.
Подобное весьма неприятное аппаратное положение Андропов и исправил, получив прямой и неформальный выход на первое, высшее лицо в партийной иерархии — на Брежнева. Через его глаза и уши — Цвигуна и Цинёва, которые по представлению Андропова в 1977 году в один день станут Героями Социалистического труда, а в декабре 1978 года в один день — генералами армии.
Но мы тут немного увлеклись подковёрными аппаратными играми в кремлёвском и лубянском ареопагах. Вернёмся к нашим баранам.
Всё было бы хорошо и у Андропова, и у Брежнева, и у Четверикова, если бы не родственники. Именно их родня, а точнее — отпрыски — отравляли жизни Председателя КГБ, генсека ЦК КПСС и резидента КГБ во Франции. По иронии судьбы Андропов и Брежнев (а также министр внутренних дел Щёлоков и секретарь ЦК по идеологии Суслов) проживали в Москве в одном элитном доме — в № 26 по Кутузовскому проспекту, что придавало особую пикантность подковёрным интригам в Кремле, на Старой площади и на площади Дзержинского. Гадюшник там был тот ещё!
Две семьи Андропова
Сын железнодорожного инженера Владимира Константиновича Андропова и учительницы музыки Евгении Карловны Флекенштейн, Юрий Андропов родился на Ставрополье в 1914 году в станице Нагутская. Трудовую деятельность начал рабочим телеграфа в Моздоке.
В 1930-х годах он сделал рабоче-комсомольскую карьеру в Рыбинске и Ярославле. В 1936 году Андропов окончил техникум водного транспорта Рыбинска. Здесь же познакомился и женился на Нине Енгалычевой. Вскоре у них родились дочка Женя, следом за ней — сын Володя. С 1936 года на комсомольской работе, с 1937 года — секретарь, затем первый секретарь Ярославского обкома ВЛКСМ.
В 1940 году Юрий Владимирович стал руководителем комсомольской организации Карело-Финской ССР. Однако жена отказалась ехать с ним в Карелию с маленькими детьми. Она осталась в Ярославле, а Андропов, разведясь с первой супругой, вскоре в Петрозаводске женился на Татьяне Филипповне Лебедевой.
У второй супруги Юрия Андропова родились двое детей — Игорь и Ирина, у которых жизнь, в основном, состоялась (Игорь Андропов долгое время был Послом в Греции). Но вот брошенный старший сын Андропова от первого брака Владимир — это тяжкий крест и даже смертный грех Андропова, который он скрывал всю свою жизнь и, скорее всего, не хотел помнить. Этот сын от первого брака Андропова хотел стать пилотом и даже в 32 года собирался поступить в лётное училище. Но вместо этого он по малолетке "залетел" в тюрьму, потому что пил запойно.
В 1975 году, 35 лет от роду, он умер от почечной недостаточности в больнице, куда попал при таинственных обстоятельствах и уже без сознания. На похороны позорившего его и, посему, скрываемого от всех сына-неудачника Андропов не ездил. Уже позднее он вызвал в Москву из Тирасполя невестку Марию, вдову Владимира, и долго её расспрашивал о своём сыне, которого фактически не знал. Председатель КГБ помог ей материально, но в Москву на жительство не перевёз.
До сих пор во всех жёлтых изданиях циркулируют так окончательно и не опровергнутые слухи, что в смерти судимого, больного алкоголизмом и скрываемого сына главного чекиста страны Андропова замешана подковёрная борьба в банке кремлёвских пауков. Прежде всего, всё того же "дорогого Леонида Ильича".
Мол, тогдашний глава МВД СССР Николай Анисимович Щёлоков, ещё один член "днепропетровской мафии" и выдвиженец генсека Брежнева, не давал Андропову забыть о ТАКОМ сыне, специально пользовался его алкогольной слабостью, втягивал в сомнительные компании и, таким образом, хотел ослабить позиции главы КГБ компроматом и аморалкой.
Но ни одно из жёлтых изданий не решилось опубликовать другую версию смерти компрометировавшего Андропова сына Владимира. Что это за версия? Приведём для начала выдержку из другой книжки нашего известного писателя-чекиста Ляндреса — "Приказано выжить" — или продолжение приключений Штирлица, вернувшегося из Швейцарии в Райх… и снова арестованного Мюллером, который в этот раз уже ТОЧНО ЗНАЛ, что Штирлиц — шпион Сталина. Так вот, в этой книжке есть очень любопытная главка…
Сын шефа Гештапо группенфюрера СС Мюллера
…Два месяца назад на прием к группенфюреру записался начальник районного отделения гестапо, которое вело школу, где учился Фриц, и положил на стол рапорт осведомителя, внедренного в учительский коллектив, о том, что Фриц, сломав карманную расческу, сунул ее под нос, смахнул челку на лоб и, став похожим на американского ублюдка Чаплина, изобразившего фюрера в клеветническом фильме "Диктатор", начал выкрикивать голосом Гитлера святые для любого национал-социалиста лозунги: "Каждый немец имеет право на землю!", "Каждый ариец будет обеспечен работой!", "Каждый подданный великой римской империи германской нации самый счастливый человек в мире и готов защищать свою свободу до последней капли крови!".
Однако Фриц Мюллер ко всем этим святым лозунгам сделал комментарии: к первому — "в количестве одного метра на кладбище!", ко второму — "в лучшем концлагере!", к третьему — "а если откажется, то мы его быстренько повесим на столбе!".
Начальник районного отделения был молодым еще человеком, не до конца искушенным в законах о б щ е н и я, принятых ныне в Германии. Поэтому он наивно решил, что информация, напечатанная в одном экземпляре (он подчеркнул это в самом начале своего доклада), не может не помочь ему
