нашей гражданской войны, которая началась на финской территории в 1918 году и не кончилась в 1939–40.
Для мирного развития страны демократия Керенского была бы неизмеримо лучше диктатуры Сталина. Но войну 1941–45 Керенский так же проиграл бы, как проиграл он кампанию 1917 года. В момент «мобилизации» американского хозяйства для нужд будущей войны губернатор штата Нью-Йорк м-р Дьюи требовал назначения в САСШ «хозяйственного царя» (так и было сказано: The czar оf economics). В тот же момент м-р Труман заявил сенату и конгрессу, что в случае надобности и дальнейших ассигнованиях он может обойтись и без сената и без конгресса – и обратиться к американской нации. Из чего можно заключить, что ни сенат, ни конгресс в представлении президента Соединенных Штатов НЕ являются выразителями воли нации.
Политического механизма («политической машины») САСШ мы – для нас – не можем допустить, не идя на совершенно гарантированное национальное самоубийство. Вне всякой зависимости от того, хороша или плоха эта машина сама по себе, мы не можем допустить такой неповоротливости, такой медлительности, таких чудовищных политических ошибок и такого времени для споров, размышлений, решений и оттяжек этих решений. Все одиннадцать веков нашей истории мы находились или в состоянии войны или у преддверия состояния войны. Нет никаких оснований думать, что в будущем это будет иначе. И что в будущем мы сможем положить головы свои на стенографические отчеты будущей Лиги Наций – и заснуть, – тогда уже последним сном.
Нам необходима сильная и твердая власть. Она может быть монархией или диктатурой. Властью милостью Божией или властью Божиим попущением.
Гарантия от революции
Российская монархическая власть, начиная со смерти Императора Петра Первого и кончая свержением Императора Николая Второго, все время находилась в чрезвычайно неустойчивом положений. Эта неустойчивость вызывалась тем объективно данным политическим положением, которое В. Ключевский характеризовал, как стремление монархии и массы к «демократическому самодержавию», техническая опора монархии на аристократический элемент и борьба монархии с этим элементом. Однако московской монархии, непосредственно опиравшейся на «демократический» элемент, – в частности просто на население Москвы, – удавалось справляться с аристократическими кругами страны. Именно поэтому столица была перенесена в Санкт-Петербург и Престол изолирован от «массы». Престол оказался в распоряжении «гвардейской казармы» и, начиная от убийства Алексея Петровича, через убийство Павла Петровича, восстание декабристов, убийство Александра Николаевича и свержение с Престола Николая Александровича, русская знать пыталась остановить развитие российской монархии в сторону «демократического самодержавия». Ни одного раза русский «Демос», то есть русский народ, не подымался против монархии. Государственный переворот 1917 года был результатом дворцового заговора, технически оформленного русским генералитетом. В Февральской революции наши революционеры решительно ни при чем: они не только не готовили этой революции, но о приближении ее они не имели никакого представления.
* * *
«Дворцовый переворот» перерос в «революцию» только тогда, когда выяснилось полное отсутствие у знати и генералитета каких бы то ни было опорных точек в массе, отсутствие какой бы то ни было популярности в армии и в народе. Люди, организовавшие этот переворот, считали, что они светят своим собственным светом, но это был только отраженный свет монархии. Монархия потухла – потухли и они.
От Петра Первого до Николая Второго монархия была лишена той «системы учреждений», о которой говорит Л. Тихомиров, и эта система была заменена «средостением между Царем и Народом». Государственные Думы всех четырех составов были только одним из вариантов этого средостения: они отражали мнения партий, но не отражали мнения «Земли».
В той обстановке, когда только Одно Лицо во всем правящем слое страны – только монарх и только он один – выражает собою основные стремления народных масс, – политически была слишком соблазнительна мысль: устранением монарха изменить ход истории. Это удалось убийством Царевича Алексея Петровича, которое расчистило дорогу к закрепощению крестьянства. Это удалось убийством Павла Петровича, которое оттянуло ликвидацию крепостного права. Это не удалось декабристам. Это удалось убийцам Царя-Освободителя, убийством прервавшим возвращение России к принципам Московской Руси.
В Московской Руси цареубийства были бы прежде всего политически бессмысленными, ибо царская власть была только одним из слагаемых «системы учреждений», и убийством одного из слагаемых система изменена быть не могла. По И. Аксакову: Царю принадлежала сила власти, и народу – сила мнения. Или по Л. Тихомирову: монархия состояла не «в произволе одного лица, а в системе учреждений». Московские Цари «силой власти» реализовали «мнение Земли». Это мнение, организованное в Церковь, в Церковные и Земские Соборы, и в неорганизованном виде представленное населением Москвы, не менялось от цареубийства. Соборы никогда не претендовали на власть (явление с европейской точки зрения совершенно непонятное) и Цари никогда не шли против «мнения Земли» – явление тоже чисто русского порядка. За монархией стояла целая «система учреждений» и все это вместе взятое представляло собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством.
Поэтому Народно-Монархическое Движение в «восстановлении монархии» видит не только «восстановление монарха», но и восстановление целой «системы учреждений» – от Всероссийского Престола до сельского схода. Той «системы», где Царю принадлежала бы «сила власти», а народу «сила мнения». Это не может быть достигнуто никакими «писаными законами», никакой «конституцией», – ибо и писаные законы и конституции люди соблюдают только до тех пор, пока у них не хватает сил, чтобы их НЕ соблюдать. Народно-Монархическое Движение не занимается изданием законов будущей Империи Российской. Оно пытается установить основные принципы и идейно оформить тот будущий правящий слой страны, который был бы одинаково предан и Царю и Народу, который – организованный в «систему учреждений» – реализовал бы эти принципы на практике и который стал бы действительно «опорой Престола», а не теми посетителями молебнов, которые прячут за голенищем нож цареубийства.
Основная проблема восстановления устойчивой монархии заключается в организации этого слоя. И так как во внутринациональной борьбе никакой слой нации никогда не действует из чисто альтруистических соображений, то этот слой должен быть поставлен в такие условия, при которых свобода его деятельности совпадала бы с реальными интересами страны, а попытки ниспровержения карались бы в законодательном и судебном порядке с самой беспощадной суровостью.
Система монархических учреждений должна начинаться с территориального и профессионального самоуправления (земства, муниципалитеты, профсоюзы) и заканчиваться центральным представительством, составленным по тому же территориальному и профессиональному принципу, а не по принципу партий. Монархия Российская может быть восстановлена только волей народа – и больше ничем. Если эта воля будет монархической, то и ее местные органы будут тоже монархическими. Чисто техническая задача будет состоять в том, чтобы не возникло никакого «средостения» – сословного, чиновного, партийного или какого-либо
