что в Карелии в лагере погибли дети. Они сплавлялись в озере с вожатыми и попали в шторм. Кто-то утонул, кто-то умер от переохлаждения. Она возмущённо кричала прямо в нашем коридоре:
«Ты можешь себе представить – отправили детей на смерть. Ведь МЧС им смс высылало. Они нет – сплавляться решили, так им начальница сказала. По плану у нее было, с..а такая! А вожатый что он там? Мальчишка 20-ти лет, сделал все, что мог… Все, что мог. Сэкономила начальница на инструкторах профессиональных. Конечно, им же зарплату большую платить надо! Падла».
«Мама, успокойся. Уже детей не вернешь. Такая наша страна – смирись!».
«Да как же смириться-то? Безалаберные какие. А тетка та – на телефоне в МЧС, даже вызов не приняла. Она решила, что дети шутят. Вот как так можно было? Ты где сидишь – в цирке? Кто с такими вещами шутит-то? Их ведь спасти можно было всех! Столько детишек умерли такой глупой смертью. А ведь у нас не война, это детский лагерь…»
«Машка в лагерь не поедет!».
«Да уж не знаю где ей будет безопаснее. В таких лагерях или с таким папашкой. Маша, пойдем ко мне жить? Одевайся, пойдем. Надоело!»
Я улыбнулась и сказала, что мне надо подумать. Бабушка не стала настаивать и пошла к себе. Я потом весь вечер думала, что надо бы правда переехать к ней. Так будет правильнее. Папу я всегда смогу навещать.
20 июня
Сегодня я пробовала писать стихи. Изорвала много листов.
«Папа дома варит белый.
Папа, что же ты наделал?
Подсадил детей на смерть!
Будут мамы их реветь…»
Реветь плохо рифмуется… может «Лягут все в земную твердь»… В общем, поэт из меня не вышел. Буду врачом, как недавно решила.
Я думала над словами бабушки. Два дня. Жить с ней или нет? И когда к папе опять пришла какая-то наркоманка и билась у него на полу в конвульсиях… я уже не сомневалась: надо переезжать к бабушке. Мы найдем в интернете рецепты и будем вместе учиться готовить.
21 июня
Утром я постучала в квартиру бабушки сказать, что готова с ней жить, но она не открывала. Бабушка редко, когда не открывает дверь. Я подумала, что ее дома нет. Она вообще любила уединение. Говорила, что уединение болезненно только в молодости, а в старости оно прекрасно. Она могла часами гулять в одиночестве по парку, не брать трубку телефона. В общем, мы не переживали – так было не раз. Но, когда она не открыла дверь и вечером, папа решил вызвать полицию. Я в это время возвращалась от соседки. Я уже поняла, что случилось – до того, как дошла до бабушкиной двери. Там стояла толпа соседей. Я понимала, что все произойдет сейчас также, как с мамой.
Папа сначала пытался сам выбить дверь, но на шум вышли соседи, стали вертеть головами во все стороны, возмущенно цокать и советовать вызвать полицию. Конечно, все это сопровождалось дикими историями.
«У нас так соседка в Калуге дверь не открывала. А когда вскрыли, оказалось, она повесилась»… – сказала соседка в синем ситцевом халате, размешивая венчиком тесто в пиалке.
«А у моей тетки муж в ванне утонул. Уснул. Лежал так мертвый несколько часов, пока капать соседям с потолка не стало…» – сказала другая и покосилась в сторону двери бабушкиной квартиры.
Я стояла и дрожала, папа ходил из стороны в сторону и набирал «02». В общем, полиция приехала минут через 7 только… и я подумала, что бы было, если бы за эти 7 минут кого-то убили.
Когда полиция взломала дверь, в нос ударил сладкий противный запах. К полицейским выбежали две бабушкины кошки и сразу стали мурлыкать и тереться об их суконные лампасы. Бабушка лежала на кухне в одних трусах. Около нее валялось полотенце. Видимо, она собиралась в ванную… и умерла. Вслед за полицейскими в квартиру вбежал врач. Через минуту он констатировал смерть. Оказалось, бабушка лежала уже двое суток здесь. Она была опухшая, огромная, с выпавшим языком. Кошки уже погрызли ей щёки. Они были похожи на алые лунки для игры в гольф. Это было отвратительное зрелище. И теперь у нее в квартире пахло точно хуже, чем у нас.
24 июня
Папа плакал каждый день. После похорон особенно. Он был похож в эти дни на маленького обиженного ребенка, который остался совершенным сиротой. Но я ему хотела сказать, что у него есть я и я его очень люблю. Да, мы были скупыми на слова. Я ему сказала тогда на поминках, что люблю его. Но папа молчал в ответ. Мне было его жалко, но я не хотела видеть его слез. Потому что я тогда понимала, что меня некому защитить. А в этом мире надо быть сильным – это точно.
Сегодня я застала его в туалете со шприцом в руке. Я так испугалась. Папа что, тоже теперь наркоман? Он, видимо, прочитал мой немой вопрос в глазах. Но он сказал:
«Это лекарство, Маша. Папе сейчас нужно лекарство».
Я расплакалась. Но я поверила ему. Кто знает? Люди же делают себе разные инъекции. В шприце может быть все, что угодно.
На поминках была тетя Ира. У нее такая страшная бородавка на носу и еще она коренастая. Никакая она некрасивая. Ни капли на маму не похожа. Она за папой все время стояла и гладила его по плечу… потом старалась прижаться к его спине всем телом. Я думаю, папа ей нравится. Я знаю, как это – по женщине сразу видно, нравится ей мужчина или нет. У нее взгляд становится такой маслянистый. Но мой папа ведь высокий, плечистый. Руки у него огромные, как у лесоруба из русских сказок. Он может быть ласковым и может быть настойчивым. Может по столу так хлопнуть, что все вокруг замолчат. У него друзей раньше было много. И он всегда громко говорил, смеялся и все его всегда слушали. Он не всегда был таким замкнутым, как последнее время.
29 июня
Я сегодня пораньше домой пришла. Пыталась помирить всех девчонок во дворе. Я все время только это и делаю. Я так устала, что пришла домой и плюхнулась на диван. Телевизор я не включала. У папы гости. Трое мужчин. Кажется, сегодня пришли нормальные люди. На наркоманов внешне они не похожи совсем. Выглядят прилично, не матерятся. Сидят, выпивают за столом на кухне. Но через дверь я услышала папин голос:
«Да, я
