— на первых порах маленькую, но способную расти, расширяться, достигать порой необъятных размеров. Ради такой перспективы некоторые были готовы рыть носом землю. Грибанов же предпочитал рыть землю экскаватором. И ради перспективы куда более прагматичной. В первую очередь ради денег.
В конце восьмидесятых он организовал кооператив "Город", куда пригласил только лучших спецов. Этим спецам он платил лучше, чем в любой строительной организации.
Лагутину он тоже решил заплатить, однако тот послал бизнесмена куда подальше. Лагутин выбрал принципы, за которые, по мнению Грибанова, никто не станет платить, но за которые придется расплачиваться.
Все последующие годы Грибанов, поднявшийся в производственно-финансовые выси, с удовольствием топтался на любимой мозоли Лагутина, откровенно демонстрируя к нему полное пренебрежение. Александр Дмитриевич не считал это принципом — скорее неким велением души. Может, в конце концов, влиятельный бизнесмен позволить себе подобную прихоть? Да, за нее тоже приходится платить — Лагутин, влиятельный чиновник, периодически вставляет палки в колеса, — однако Грибанов может себе это позволить. Как шикарную квартиру, мощный автомобиль, дорогие часы.
Проект строительства конгресс-холла сулил очень большие перспективы, и Александр Дмитриевич никак не намеревался его упустить. Чисто объективно его компания была достойна такого проекта. Но руководитель регионального представительства Федерального инвестиционного агентства стоял, как гора посреди ровной дороги. Лагутин явно ждал, когда "Магомет придет к горе", и вот тогда, с высоты своей вершины, он забросает пришедшего камнями. Однако Грибанов вспомнил другое изречение: "Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет", предприняв дерзкий и, как показал результат, успешный маневр.
Грибанов представил, в какую ярость впадет Лагутин, однако сам в эйфорию не впал. Конечно, испытал некоторое злорадство, но не более того. Главное — заказ на конгресс-холл почти стопроцентно его. И если компания "Город" выполнит этот заказ на высоком уровне (в чем Грибанов не сомневался), то будет престиж и хорошая финансовая прибыль. И новые масштабные заказы, причем не только в Новосибирске (на что Грибанов рассчитывал), и, соответственно, еще большая финансовая прибыль.
Александр Дмитриевич вернулся домой в субботу утром. По традиции, установившейся давно и прочно (как и все традиции, которые Грибанов вводил в свою жизнь и жизнь ближнего окружения), завтрак ему готовили либо жена Лида, либо мама Екатерина Иннокентьевна. Обед, ужин мог приготовить кто угодно — офисная повариха, ресторанный повар, домработница, — но завтрак входил в обязанность близких женщин. Он не требовал чего-то особенного, каких-то кулинарных изысков, но, например, яичница должна была состоять из двух яиц с целыми, как солнышки, желтками. Если хоть одно растекалось, он начинал раздражаться. Примерно так же, как при виде скомканного полотенца или плохо завинченной крышечки на флаконе с лосьоном.
Нынешним утром всё было в порядке. Глазунья золотилась ровными полусферами, полотенце аккуратно висело на перекладине, флакон с лосьоном вообще был ещё ни разу не пользованный. Александр Дмитриевич пребывал в отличном настроении.
— Удачно съездил? — спросили жена и мать, усаживаясь за большой обеденный стол по обе стороны от мужа и сына.
Он никогда не посвящал их в тонкости своих дел, но и не отмахивался от их вопросов по делу — информировал в общих чертах, поддерживая ощущение сопричастности.
— Удачно. Мы получим очень хороший заказ. На очень приличные деньги.
— А мы с мамой решили сами сделать заказ! И тоже на приличные деньги! — Карина, единственная и нежно любимая дочка Грибанова, вбежала в столовую в одной пижаме, подскочила к отцу и чмокнула его в щеку.
— Я буду разорен? — Александр Дмитриевич обхватил изящное тельце дочери, прижал к себе, потом отстранился, покачал головой: он не любил, когда по дому ходили в том, в чём ложились в постель. Считал это негигиеничным.
— Да брось ты, папуля! — мгновенно уловила неодобрение Карина. — Я просто услышала твой голос и быстренько спустилась, чтобы тебя поцеловать.
Грибанов едва заметно вздохнул: со второго этажа, где находилась комната дочери, никак не возможно было услышать голоса в столовой. Кариша, пользуясь отсутствием отца, наверняка вознамерилась позавтракать прямо в пижаме.
— Ты врать никогда не умела, а потому уж лучше не берись, — погрозил он пальцем, однако от дальнейшего выговора удержался. — Так какой вы с мамой заказ надумали сделать?
— Он не подорвет наше благосостояние, — с готовностью подхватила далекую от пижамной проблемы тему Лидия. — Мы решили с Каришей заказать ей платье у Вениамина Феклистова.
— А что, нельзя было заказать по французскому каталогу? — несколько удивился Александр Дмитриевич, привыкший регулярно оплачивать парижские счета.
— Ой, папуля! Он тоже классный! И очень модный!
И совершенно прикольный!
— Прикольный? Это, конечно, аргумент, — признал Грибанов, предпочитающий классическую одежду.
ГЛАВА 6
— Ну и где же они есть?! — волновался Феклистов, расхаживая по гостиной, где обычно располагались посетители салона. — Они записались на одиннадцать, а сейчас половина двенадцатого!
— Придут, — успокоила Рита. — А ты себя не накручивай. Мало ли какие у людей, тем более женщин, могут возникнуть обстоятельства.
— Ну, не знаю, — надул губы Веня и тут же растянул их в любезной улыбке, предназначенной появившемуся на пороге Антону Федоровичу Ряшенцеву, которого вполне можно было записывать в постоянные клиенты: у Феклистова он заказывал уже третий костюм.
— Вы удивительно точны, — сделал комплимент Веня.
Сделать комплимент фигуре Ряшенцева он никак не мог. Сложная была фигура — оплывшая, узкоплечая, лишенная более или менее четких пропорций. Только такой мастер, как Феклистов, умудрялся сотворять костюмы, в которых Антон Федорович смотрелся вполне пристойно и даже элегантно.
— Я всегда точен, — отреагировал Ряшенцев. — А вы? Мой костюм готов?
И он посмотрел на Риту, словно на стадии завершения работы именно слова директора салона были наиболее авторитетны.
— Ваш костюм готов. Вениамин еще раз посмотрит, и, если все в порядке, вы сможете его забрать, — сказала Рита и распахнула дверь в примерочную.
Ряшенцев шагнул вперед и тут же замер, потому что в этот самый момент на пороге гостиной появились чуть полноватая, светловолосая, светлоглазая женщина и тоненькая, темноволосая и темноглазая девочка. Про женщину вполне можно было сказать, что она соответствует представлению о русской красавице, а о девочке, что она пока еще не рассталась с образом гадкого утёнка, но уже приобретает черты прекрасного лебедя.
— Здравствуйте. — Женщина окинула взглядом Веню, Риту и Антона Федоровича. — Мы опоздали, — сообщи-ла она как о чем-то совершенно естественном, однако же добавила: — Извините.
Все-таки Лидия Сергеевна Грибанова оказалась достаточно воспитанной женщиной.
— Это мы из-за меня опоздали, — добавила девочка. — Это я виновата.
Похоже, она была еще более воспитанной, нежели её мать.
"Пожалуй, они капиталисты не из крутых, а из интеллигентных", — решила Рита. Крутые ей не нравились.
