ноги на пыльной дороге. И когда эти братства сойдутся: Вместе жить, Есть хлеб, Воду хлебать, Тогда только буду я любимого вспоминать! Слова мои крепки, лепки, Не сбить и не перебить! Явите, боги, волю свою! Так будет!»
Готово. Слила необходимое количество колдовского варева в уворованную тут же склянку, а остальное не поленилась слить в специальный сток, оборудованный прямо в лаборатории для утилизации непригодных зелий.
Вернулась в комнату и, задумчиво повертев в руках пузырек с плескавшейся в нем оранжево-желтой жидкостью, поставила его на стол. Нервно прошлась по комнате, отыскала в недрах тумбочки жестяную кружку, перелила в нее зелье, чтоб удобней было травиться. И, еще немного потерзавшись… не решилась.
Да, я люблю его. И уже это прекрасно. Сама по себе влюбленность прекрасна! Она даруется нам свыше. И кто я такая, чтобы оспаривать волю богов? Даже если эта любовь безответна… Столько людей мечтают пригубить хоть каплю этого необыкновенного чувства, прикоснуться к нему хотя бы вскользь. Как же, наверное, нелепо, несправедливо и неправильно проживать пустую жизнь, никого никогда не любя.
И так же нелепо добровольно от этого чувства отказываться…
Идиотка.
Больше не терзаясь никакими сомнениями, я забралась под одеяло, мельком отметив, что уже светает. А значит, первую лекцию я абсолютно точно просплю.
Проснулась я ближе к обеду и полуэльфки в комнате не обнаружила. Ничего удивительного: лекции идут полным ходом. Без меня. Ничего, вечером перепишу, никуда эти конспекты от меня не денутся. А пока — умываться, одеваться, завтракообедать и без лишних переживаний шагом марш к господину Роутэгу на экзекуцию! Уже выходя из комнаты, я мимоходом отметила, что кружки на столе нет. Но, справедливо рассудив, что Лайн эту бурду наверняка вылила, выкинула все из головы.
На практику я шла как на эшафот, но… ничего особенного не произошло. Ян крайне ответственно подошел к возложенной на него задаче и с первых же минут принялся вдалбливать в меня знания. А у меня, как на грех, вертелась в голове лишь одна мысль: куда же запропастился Серый? С магом я его ни разу не видела. Да и вряд ли бы ему позволили свободно разгуливать по Академии. Или все-таки я ошибаюсь?
— Господин Роутэг! — наконец не выдержала я. — Можно вопрос?
— Спрашивай, — милостиво позволил он.
— А где ваш волк? Куда вы его дели?
— Дел? — растерялся Ян. — Да никуда, собственно. Сегодня во внутреннем дворе видел у конюшни. А что?
— Ничего. Интересно просто, — честно призналась я.
— А можно теперь я задам вопрос?
— Ну… наверное.
— Может быть, снова перейдем на «ты»? И давай без этих официальных обращений вроде «господина» и «наставника». Ей-богу, я чувствую себя полным идиотом.
— Если тебе так удобней… — неуверенно протянула я.
— Не на людях, конечно. Субординацию нужно соблюдать, а то вдвоем от директора по шее получим. Да и слухи всякие пойдут…
— А зачем ты вообще сюда приехал?
— Пригласили поработать: у вас тут, говорят, толковые наставники в дефиците… И еще, пожалуйста, давай забудем все, что между нами произошло, и будем просто хорошими друзьями? Честное слово, я не хочу, чтобы ты бегала от меня как от заморской чуды-юды.
Друзьями, значит. Ага, закадычными. Вот он и расставил все точки над «i». Спасибо и на этом.
— Хорошо! — бодро соврала я. — Ну давай, учи меня, что ли. А то уже мозги зудят от неудовлетворенной тяги к знаниям.
Он и научил. Да так, что в комнату я приползла на последнем издыхании и даже позволила себе немного поспать, прежде чем браться за домашнюю работу.
Под вечер в комнату вплыла, иначе и не скажешь, какая-то подозрительно притихшая Лайн.
— Я влюбилась, — трагическим полушепотом сообщила она, едва хлипкая дверь закрылась за ее спиной.
— Какой ужас! — выдохнула я, радуясь возможности немного отвлечься от классификации нежити. Эта самая классификация была довольно-таки обширная и на редкость бестолковая. Запомнить ее лично мне казалось невозможным. Да и в случае запоминания я слабо представляла, к какому месту ее прикладывать в дальнейшем. В конце концов, я не боевой маг! Но зачет по нежити был уже, мягко говоря, не за горами, и я вгрызалась в не поддающийся зазубриванию предмет, словно оголодавший пес в сахарную кость.
— Почему ужас? — печально спросила полуэльфка, в упор уставившись на меня своими большими карими глазами.
— По личному опыту, — цинично хмыкнула я.
— Ты не права…
— Знаю, ты законченная оптимистка и веришь в светлое завтра.
— Да. Но несовершенство этого мира и нескончаемая погоня за «светлым завтра» рано или поздно нас, оптимистов, доканывают.
— Лайн, ну что ты несешь? — устало спросила я, откладывая в сторону конспект.
— Сама не знаю… — девушка говорила как одурманенная, странно растягивая слова.
Я внимательно посмотрела на подругу и поняла, что про учебу на сегодня можно забыть. Потому что полуэльфке пришел полный абзац, кирдык и форшмак.
Всегда рационально мыслящая (и даже иногда угнетающая этим мою тонко чувствующую натуру) девушка приобрела форму — а как следствие и содержание — окончательно ополоумевшей влюбленной идиотки. В общем-то такой же, как и я.
Каким образом ей удалось так преобразиться всего лишь за один день, я понять не могла. Но в данный момент это явно было вопросом второстепенным. Нужно было в срочном порядке проводить спасательные работы. И лозунг типа «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» тут явно не пройдет. Потому что тонуть наша чудачка изволила в болоте, и, пока я тут мысли думаю, на поверхности уже оставалась одна голова, да и та по сообразительности явно уступала бабочке-однодневке. Не удивлюсь, если она сейчас примется разрисовывать стены комнаты идиотскими сердечками, накатает пару-тройку восхвалительных од о любимом, а потом еще с десяток душещипательных стишков, повесит (поставит?) на самое видное место его огромный портрет, одинокими темными вечерами будет возле него
