Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
как вы считаете, так много внимания уделяется секретности? Нет никаких сомнений в том, что немцы пытаются сделать атомную бомбу, головой ручаюсь, что тем же занимаются и русские. Но лучшие мозги собраны у нас, а им проще всего было бы выкрасть вас или кого-то из важнейших ваших сотрудников. Если им это удастся, вас непременно будут пытать и, несомненно, смогут заставить вас говорить, если вы не успеете принять вот это. Это стеклянная капсула, еще и залитая резиной. Не глотайте ее – она выйдет целой и невредимой, – а раскусите. Смерть наступит через считаные минуты.
Оппи посмотрел на капсулу. Она была размером всего с горошину, но показалась ему такой же громадной, как яблоки времен его раннего детства.
Глава 5
Тем, кто любил меня и помогал мне, желаю любви и мужества.
Джин Тэтлок
Гровз и Оппенгеймер быстро поняли, что в своем плане, предполагавшем, что на Горе будут жить всего несколько сотен человек, катастрофически недооценили сложность задачи, за которую они взялись. Довольно скоро Лос-Аламос превратился в городок с населением в несколько тысяч человек, правда, в отличие от других подобных поселений, обнесенный колючей проволокой.
Оппи готов был приписать ученых на военную службу и дать им звания, но мало кто из них согласился на это. Тем не менее они жили фактически на военной базе и вынуждены были подчиняться армейским порядкам. Ровно в семь утра – он заставлял себя говорить «в семь ноль-ноль» – звучала пронзительная сирена, будившая ученых; предполагалось, что в восемь они уже будут старательно заниматься наукой. У Оппи быстро вошло в привычку каждое утро первым приходить в техническую зону и, как правило, уходить последним, возвращаясь домой при свете луны или сиянии Млечного Пути. Об уличных фонарях не могло быть и речи – нельзя было допустить, чтобы объект, который настолько тщательно сохраняли в секрете, был замечен с самолета.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды летним вечером он, вернувшись на Бастьюб-роу, не обнаружил, что Китти лежит на белом диване, закинув ноги в синих джинсах и носках, не прикрывающих щиколотки, на спинку. В руке она держала стакан, а на овальном столике рядом с переполненной пепельницей стояла бутылка бурбона.
Она не поднялась ему навстречу.
– На этой высоте обед готовится целую вечность, – заявила она. Вода здесь закипала уже при 198 градусах по Фаренгейту[13], тесто не поднималось. – Чтобы вовремя готовить тебе еду, я должна точно знать, когда ты придешь домой.
Роберт положил на стул шляпу-поркпай[14] и плеснул себе скотча.
– Прости. Очень уж много работы было сегодня.
– Какой работы?
– Ты же знаешь, что я не могу тебе рассказать. Нам не полагается говорить о…
– Помилуй бог, но это же я.
– Да, – согласился Роберт, пригубив виски. Конечно же, это была она: переменчивая и капризная шалунья, на которой он женился, пребывая в подавленном состоянии после окончательного отказа, полученного от Джин, и в то же время воплощение яростного интеллигентского нонконформизма, посвятившая свою жизнь его карьере. – Ты ведь знаешь, в какой области я работаю, – сказал он. – Так что вполне можешь… догадаться, чем именно я занимаюсь.
Китти закурила сигарету.
– Догадаться… – полным яда голосом повторила она, выпустив большой клуб дыма.
– Так ведь идет война.
– Это я знаю! – отрезала Китти. Она родилась в Германии, но переехала в Штаты в возрасте двух лет. Ее мать была двоюродной сестрой фельдмаршала нацистской Германии Вильгельма Кейтеля, начальника Генерального штаба вермахта. Правда, он порвал все отношения с кузиной еще до того, как США вступили в войну – после того, как Китти вышла замуж за еврея.
– У очень многих женщин мужья сейчас находятся за океаном, – сказал Оппи. – Твой, по крайней мере, постоянно ночует дома.
– Роберт, не разговаривай со мною так. Ты же не мог забыть, что я потеряла на войне Джо. – Второй муж Китти, непреклонный коммунист, в свое время уехал в Испанию и погиб, сражаясь за республиканцев.
– Прости, – сказал он. – Я не хотел…
– …меня обидеть? Нет, конечно, нет, – сказала она тоном, к которому иногда прибегала. Он всякий раз не мог понять, всерьез она говорит или ехидничает.
– Война не может длиться вечно, – сказал Оппи. – А когда она закончится, мы сразу заживем гораздо лучше. К сожалению, я имею право сказать тебе только, что моя работа очень важна.
– Я тоже могу делать что-то важное. Когда я была замужем за Роджером, я получила степень доктора философии по ботанике. – Третий муж, с которым она развелась после того, как забеременела от Оппи. – Я могла бы внести серьезный вклад в этой области.
– Ты внесешь большой вклад. Ты моя жена. Ты будешь устраивать приемы, станешь центром всего сообщества, которое мы сейчас строим.
Китти налила себе бурбона и отхлебнула.
– Роберт, ради Христа…
* * *
Вскоре просторное плато заполнилось народом. Сюда ехали тысячи людей: ученые и солдаты, доктора разных наук и обслуживающий персонал, одни в наскоро оборудованных конторах вели бухгалтерию, другие в лабораториях, оснащенных по последнему слову науки, подсчитывали щелчки счетчиков Гейгера, дети рассматривали приезд сюда как захватывающее приключение, взрослые негодовали из-за отсутствия даже минимального комфорта. По извилистым дорогам, вздымая пыль, катались джипы, пешеходы перемещались между полукруглыми ангарами из гофрированной жести и собранными в кучки кубическими постройками.
Зима с холодом и инеем закончилась, уступив место весне, рассыпавшей по степи цветы, отчего она сделалась пестрой, как пуантилистическая картина. Потом пришел май – неужели Оппи и Китти уже целый год живут здесь? – и июнь с его длинными днями и короткими ночами.
Со временем то, что поначалу воспринималось как возмутительное унижение, стало общепринятой нормой: Оппи перестал обращать внимание на то, что вся приходящая к нему почта уже вскрыта. Однако он удивился, получив письмо, обратным адресом в котором был указан тот самый дом на Шаста-роуд в Беркли, где он прожил несколько лет. Ах, вот в чем дело: письмо пришло от Мэри-Эллен, его бывшей квартирной хозяйки, обожавшей устраивать вечеринки. И благослови ее Господь за сдержанность; она написала всего несколько слов: «Дж. Т. нужно увидеться с вами». Конечно, Пир де Сильва – Оппи считал, что это имя как нельзя лучше подходит для сотрудника службы безопасности – наверняка прочитал текст перед тем, как отправить письмо по назначению, и сверил инициалы со списком всех известных знакомых Оппи. Правда, этим буквам могли соответствовать имена еще нескольких человек, но непосредственно в Беркли жила только Джин Тэтлок.
Джин, разбившая его сердце.
Джин, дважды отказавшаяся выйти за него замуж.
Джин, снившаяся ему каждую
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
