Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
сломаны голени обеих ног, раздроблены локтевые суставы и коленные чашечки. Все повреждения нанесены при жизни. Налицо факт продолжительных жестоких пыток.
Вырисовалась цепочка: бывший военнослужащий, закрытый городок подводников-атомщиков, военная тайна, неудачная вербовка, пытки… Короче, шпионские игры, а это уже компетенция ФСБ. Однако из разговоров с сослуживцами и командирами убитого стало ясно, что складской работник Симаков был весьма далек от военных и государственных секретов, зато был посвящен в тайны многих недостач ГСМ, имущества, обмундирования и пр. За такое не пытают зверски, да еще спустя продолжительное время. Да и сам Симаков, предчувствуя возможность преследования со стороны подельников, давно бы затерялся на необъятных просторах Родины.
В милиции еще раз обследовали одежду убитого. В карманах не было найдено вообще ничего. Их явно «вычистили». Верхней одеждой Симакова была куртка-пуховик, теплая, толстая и добросовестно разделенная производителем прочными строчками на множество квадратов. Вот из одной такой «емкости» извлекли тонкую пластину темно-серого цвета из какого-то тяжелого металла. Верхний серый слой оказался водозащитной краской, сквозь которую чуть заметно проступало клеймо…
Наливая коньяк в бокалы, Владимир Викторович искоса поглядывал на абсолютно невозмутимого журналиста, который давно уже отложил в сторону папку с бумагами и сейчас бережно снимал фирменную обертку с новой ароматной сигары.
– Что, не впечатляет? – Не выдержав, поинтересовался Помощник.
– Ну, отчего же, солидная выдержка, тонкий, но крепкий аромат, купаж…
– При чем здесь коньяк?!
– А вы о чем, Владимир Викторович? – Невинно осведомился Талеев.
– Ну, знаешь… – Помощник глубоко передохнул, – я о кофе!!!
– А-а-а, африканская классика. Лично для меня сорт «Робуста» слишком резок. Предпочитаю гватемальскую «Арабику», только не слишком ароматизированную и среднепрожаренную.
– Послушай, Гера, как тебя другие люди переносят?
– Куда? – Тонкие губы журналиста тронула еле различимая улыбка.
Помощник медленно покачал головой, сделал поразительно замысловатый жест свободной левой рукой и с громким выдохом плюхнулся обратно на свой стул. Выпили молча, не чокаясь, без комментариев.
– …значит, клеймо. Очень мелкое и частично стершееся. Но различить фашистскую свастику было можно. А еще две латинские буквы «А» и «U». AURUM, золото. И цифры 198, атомный вес. Но за все 60 лет со дня освобождения Заполярья от фашистов ничего подобного не находили. Проконсультировались у специалистов, выяснили, что таким клеймом действительно пользовались в Третьем рейхе. Как ты думаешь, для чего?
– Чтобы клеймить золотые слитки, выплавленные из конфискованных, реквизированных, награбленных драгоценностей. Делалось это в нескольких спецлабораториях, находившихся преимущественно на территории концлагерей.
– Соображаешь. Именно так. Только, разумеется, никаких подобных концлагерей и спецлабораторий на территории нашего Заполярья не было. Тогда и засучили в Управлении рукава. Съездили даже на родину Симакова, в Чернигов. Но там, как говорится, ни сном, ни духом: побывал наш объект под родительским кровом примерно год назад, бурно погулял с недельку и уехал, по его словам, в очередной отпуск к теплому морю. Больше его там не видели и известий не получали. След взяли опять же в Мурманске. Нашли контору, через которую Симаков получил работу на угольных шахтах Шпицбергена.
Помощник Президента успел заметить, как сверкнули глаза журналиста и тут же незаинтересованно сошлись на тлеющем кончике сигары. Выдержка, однако.
– Трудно предположить, как бы дальше развивались события, если бы не просто ошеломляющие сведения из криминалистической лаборатории. Туда на анализ отдали найденную пластинку.
Владимир Викторович поднялся со своего места, неторопливо подошел к окну и, слегка отодвинув тяжелую портьеру, попытался что-нибудь разглядеть в царящем там полумраке. Затем неожиданно резко повернулся на 180 градусов и с затаенным подвохом спросил у Талеева:
– Ну-с?
Ответа вслух он не дождался. Поэтому только удовлетворенно хмыкнул на неопределенное пожатие плеч журналиста и наставительно изрек:
– В школе надо было добросовестно учиться, юноша!
Гера огорченно развел руками:
– Я, дяденька, только до серебряной медали дотянул, повыше умишко не позволил подняться.
– Вот! А был бы «золотым» медалистом, обратил бы внимание на цифры, которые я только что озвучил. Выбитые на пластинке.
Талеев с искренним недоумением произнес:
– Да, помню я. 198. Атомный вес. Ну, или молекулярный.
– Садись, два! Ладно, к этому мы еще вернемся. Мурманчане быстро нашли корабль, на котором он к ним прибыл со Шпицбергена, гостиницу, где остановился на несколько дней, и… все! Ну вот, совсем немного осталось. Давай-ка мы с тобой на посошок примем, – Владимир Викторович разлил коньяк по бокалам, – а ты пока определись с самыми актуальными вопросами.
Они выпили, и Помощник как ни в чем не бывало произнес:
– Атомный вес золота – 197. А 198 – это уже радиоактивный изотоп. Правда, нестойкий.
– Фу ты, черт, – вырвалось у Талеева, – честное слово, не ожидал! Вы же все с ног на голову поставили. Ха, «определись с вопросами»! Сколько еще таких «крокодилов» у вас в рукавах?
– Прости, Гера, я вовсе не нарочно. Это меня как-то неудачно время подгоняет. Что бы ты спросил, если не учитывать последнего уточнения?
Журналист выпрямился, насколько позволяло глубокое кресло, и предельно сосредоточенно перечислил:
– Каким образом дело попало к вам? Что именно вас в нем заинтересовало? Какой багаж был у Симакова на корабле? Проводилось ли расследование на Шпицбергене?.. – Талеев на секунду остановился, давая собеседнику возможность как-то отреагировать на услышанное. Однако реакции не последовало, Помощник молчал. – Пока вы, Владимир Викторович, ответите на эти вопросы, я постараюсь скорректировать дальнейший их перечень в соответствии со вновь открывшимися обстоятельствами.
– Да-да, хорошо, я постараюсь. Итак, багаж Симакова на корабле и в мурманской гостинице состоял из одной спортивной сумки, в меру объемной и нетяжелой. Никаких действий на острове не предпринималось. – Владимир Викторович задумался. – А вот на другие вопросы ответить значительно труднее. По разным причинам. На первый – потому, что мне не хотелось бы посвящать тебя в некоторые… э… нюансы личной жизни особ, приближенных… А на второй – просто потому, что я вряд ли в состоянии аргументированно сформулировать собственные резоны. Чутье какое-то внутреннее, ощущение неопределенной опасности, интуиция, если хочешь…
Для Талеева последние слова помощника Президента уже были лучшим ответом: о поразительной интуиции последнего кто только не судачил в кулуарах власти.
Алексахин продолжил:
– По моему прямому указанию дело изъяли из производства местных органов. Вообще отовсюду. Ну а мне независимые эксперты подготовили отчет по целому кругу вопросов, которые каким-либо образом могли быть связаны с нашей пластинкой.
Владимир Викторович вытащил из ящика стола пухлую папку:
– Вот, ознакомишься на досуге, – он протянул папку Талееву, – здесь страниц триста. Очень любопытно, познавательно, но слишком наукообразно, хотя и интересно, когда вчитаешься. Нет-нет, – он увидел, что журналист открывает папку, – не сейчас. Не будем терять драгоценное время. Я сам в двух словах поведаю тебе главное.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
