ти-рекса.
- Собачье вымя.
- Игуанодон беременный…
Всех узников, без разбирательств и вопросов выталкивали из камеры и выводили в коридор. Рип видел, и у остальных камер творится то же самое.
Каменными ступенями, узники начали подниматься на свет божий.
Солнце еще только-только начало припекать. Несчастных согнали в кучу и окружили кольцом охраны. Рип и не подозревал, что в подземелье содержится такое количество народу.
Так они и стояли, перешептываясь и переругиваясь. Никто не знал, зачем их вывели, но людям свойственно надеяться на лучшее:
- Топить.
- Рубить.
- Травить.
- Пороть.
- Вешать.
- Колесовать.
- Кастрировать.
- Насиловать.
В приятных разговорах прошло около часа. Постепенно народная фантазия начала давать сбои. Наконец, на парадное крыльцо, в сиянии неизменных доспехов, вышел сам сэр Артур фон Куллрасс.
Рядом с бароном, перекатываясь с пятки на носок, морщился лысый коротышка в пышных одеждах.
- Вы, свиные отродья! – разнеслось над замком начало пламенной речи. – Канализационные крысы и навозные мухи, - видимо, барон вознамерился переплюнуть в красноречии собственных солдат. – Геморройные задницы, обезьяны и дети ехидны, - последнее было комплиментом, впрочем, от барона вряд ли можно было требовать знания тонкостей и толстостей древнегреческой мифологии. – Вам, куриные мозги, предоставляется право кровью и служением Родине искупить свою вину! – теперь становилось интереснее. – Мы с моим лучшим другом графом Джоном Паверлессом, - скрипнув доспехами, барон указал на коротышку, - решили пойти священной, значит, войной на то отребье, что притаилось в наших лесах, - толпа разродилась жидкими приветственными криками, а Рип с Эйсаем, наконец, получили возможность увидеть своего хозяина, на которого они якобы шпионили. Непонятно почему барон представил его, как лучшего друга. – Они топчут исконно нашу землю! Они дышат нашим воздухом и едят всякую гадость! – все больше и больше распалялся барон. - Лесным уродам не место на нашей планете! Одним видом они оскверняют ее! Либо мы, либо они! Они говорят, это их планета! Ха! - возмущенный шепот среди заключенных был оратору лучшей поддержкой. – Да, уроды жили здесь до людей, но зато эта земля полита кровью и потом первых колонистов! – гул толпы начал усиливаться. – Мы отвоюем ее для детей и внуков! Она будет наша, дети мои! – совсем недавно он называл их детьми ехидны.
Гул перешел в радостные вопли. Только Рип и Эйсай не разделяли общего веселья или скорее неприязни к загадочному лестному народу.
- В своих норах, дуплах, они скрывают от нас несметные сокровища! - орал барон, - они прячут свои древние святыни, хотя каждому мальцу понятно, что те должны принадлежать нам!
- Нам! Нам! – бесновалась толпа.
- Мы их отберем, а уродов уничтожим. Всех до одного! Чтобы даже духу на нашей земле не осталось!
- Уничтожим! Уничтожим! Не осталось! Осталось!
Барон тяжело дышал. Речь далась ему с превеликим трудом. Но он нашел в себе силы и вытянул вперед правую руку.
- Так покажем же им! Вперед, сыны мои! Вооружайтесь! – на красных, от беспробудного пьянства глазах, едва не выступили слезы.
Сопровождаемые приветственными криками, оба лидера удалились, а в следующую минуту во двор въехала тяжелая подвода доверху груженая оружием. Мечи: тупые, как носок ботинка и острые, как язык сплетницы; новые, как деньги на монетном дворе и ржавые, словно плуг бедняка; прямые, как мысли ухажера и закругленные, словно брови красавицы; толстые, как пекарь и худые, как писарь; одно и двуручные; обломанные и целые… а с ними луки… стрелы… топоры… палицы… лопаты… арбалеты… вилы?.. грабли?!
Заключенные, расталкивая соседей и сбивая впереди стоящих, понеслись к арсеналу.
Возница убежал. Соискатели облепили подводу со всех сторон. Каждый тянул к себе то, что ему приглянулось, засовывал это за пояс и тянул следующее.
Кое-где начали возникать ссоры.
Настала пора действовать стражникам. Вперед выступил детина с рыжими усами, шрамом через всю щеку и зычным голосом.
- Теперь вы, ти-рексье дерьмо, не арестанты, а бойцы доблестного, дважды знаменного, гвардейского, ордена желтой подвязки и пурпурного балдахина, ударного полка его милости сэра Артура фон Куллрасса. За малейшую провинность, по военным законам, будем казнить на месте. Без разбирательств, суда и этого, как его, следствия!
Речь поубавила страстей. Многие предпочли отказаться от оружия, чем страдать за и от него же.
Все происходящее для Рипа с Эйсаем казалось в диковинку. Только что на их глазах, бывших арестантов, совершенно свободно и легально, вооружали. То ли барон не очень дружил с собственной головой, то ли… здесь это обычное дело.
Последней каплей оказалась огромная, потемневшая от времени, бочка вина. Двое слуг с трудом справлялись с ней.
- С наилучшими пожеланиями и для поднятия, этого, как его, боевого духа у гвардейцев от господина барона! – возвестил командир.
Они выступили в тот же день. Решения, как и их претворение в жизнь, здесь происходили быстро.
С утра объявили войну, а в обед «доблестная» армия, переругиваясь и затевая драки, уже вовсю месила грязь по направлению к логову ненавистных лесных уродов.
Рип с Эйсаем, вооруженные палицей и мечом, маршировали в хвосте гвардейского, дважды знаменного, ордена подвязки и балдахина, ударного полка его милости.
Новоявленные гвардейцы всю дорогу недовольно бурчали и, почесывая кулаки, оглядывались по сторонам.
Презентованной милостью бочки хватило всего на пол часа, и недобравшие воины пребывали не в лучшем расположении духа. Даже рыжеусому капитану не всегда удавалось сдерживать подопечных. Единственно надежда на скорый привал и обещанные кормежку с выпивкой, гнала воинов вперед, удерживая от крайностей.
На полдороге к наступающим присоединилась как две капли воды похожая, разношерстная и голозадая доблестная союзная армия графа Джона Паверлесса.
Воссоединение прошло в теплой, дружественной обстановке. Бойцы обоих сторон плотнее сбились в обособленные кучки и опасливо зыркали на союзников.
Наконец начало сереть и оба войска разбили лагерь.
После обычной переклички, установившей нехватку примерно одной двадцатой части бойцов (обычное дело), возведения палаток главнокомандующих и командиров, солдатам дали добро на отдыхать. Завтра предстоял трудный день.
Как и было обещано, в центр одного и второго лагеря выкатили несколько бочонков, от которых распространялся ни с чем не сравнимый аромат сивушных масел.
Блестящими глазами, воины следили, как рядом с первыми появились бочки побольше, доверху заполненные маринованными местными огурчиками. Закусь! И, наконец, после зычной команды: «Отбой!», вся толпа с громкими «УРА!» кинулась штурмовать деревянные баррикады.
Из лагеря союзников доносились похожие крики и чавканье.
Примерно после часа отдельных возлияний, бойцы союзных армий начали постепенно подтягиваться друг к
