у южного края участка, когда его нагнал Ньютон. Вместе они довели животных до колодца и разбили на ночь лагерь. Сперва разговоры шли самые обыденные, обо всем и ни о чем, но после ужина они уселись поудобнее у костра и закурили.
— Ну как, удалось найти что-нибудь у «Колодца 10»? — спросил смотритель, поглаживая усы мундштуком трубки.
— Нет. А вы заметили, что через решетчатые ворота шли верблюжьи следы?
— Совершенно верно. Впрочем, я разговаривал как-то об этом убийстве с Каланчой Кентом. Это ваш сосед, его часть Изгороди севернее моей. Разумеется, я не открыл ему, кто вы, но то, что он мне рассказал, вас, наверное, заинтересует. На Квинамби с некоторых пор почему-то стали бояться угона скота. Доказать, правда, ничего нельзя, однако все верят, что люди из Яндамы воруют скот. Яндама-Стейшн находится к северу от Квинамби и тянется до самого «трехштатного угла». Прежде люди из Квинамби часто угоняли скот из Яндамы, а люди из Яндамы уводили его обратно, да еще и прихватывали двух-трех бычков сверх того. Тогда, во времена пионеров, этакое было сплошь и рядом.
— Что-то вроде спорта? — пробормотал Бони.
— О нет, Эд. Это было смертельно серьезно. Ну так вот, Каланча Кент вспомнил, что в спорное время он разбил на ночь свой лагерь примерно в десяти милях от ворот, что рядом с колодцем. Среди ночи он проснулся оттого, что по другую сторону Изгороди на юг тянулось большое стадо. Вообще-то по ночам скот с мест не трогается, но случается иной раз, что стадо вдруг подхватывается и перекочевывает на новое пастбище.
Ньютон громко расхохотался.
— Этот Каланча — потешный парень, — продолжал он. — Ему бы сменить работу, и чем скорей, тем лучше, а не то станет как Чокнутый Пит. Повесит, как и тот, шляпу на столб да и начнет с ней ругаться. Короче говоря, лежит он, значит, под своими одеялами, костер давно погас, вдруг слышит — мимо движется стадо. Когда вся скотина прошла, он вдруг услышал топот копыт и бряцание металла. Он считает, что это были всадники, а у лошадей на шеях висели путы из цепей, чтобы стреноживать на ночь. Было абсолютно темно, но он твердо убежден, что там скакало несколько лошадей.
— Угонщики скота?
— Возможно. На нашей ферме по ночам не работают, а уж эти лодыри из Лейк-Фроума — и подавно. Ведь стадо-то двигалось по территории Лейк-Фроум-Стейшн.
— Каланча Кент на допросе в полиции почему-то об этом умолчал. Кроме как вам, он, похоже, никому об этом и не говорил.
— А с какой, скажите, радости ему навлекать на себя месть угонщиков? Еще укокошат, как Мэйдстоуна. Кто, в конце концов, поручится, что не они его застрелили? Я, правда, не вижу для этого никаких причин, но как знать, ведь угонщики-то могли подумать, что он их видел, и боялись, что сумеет опознать. Эта информация только для вас, Эд.
Бони задумчиво потеребил нижнюю губу. Он вынужден был согласиться, что подобный мотив убийства вполне возможен.
— А далеко отсюда до участка Каланчи Кента?
— Двадцать миль. К северу от него работают еще двое фэнсеров. Один из них — Чокнутый Пит. Я в каждом разговоре с ними съезжал незаметно на историю с угоном скота, но они в один голос уверяли, что никаких следов скота у своих ворот не видели. Так что, похоже, скот угоняли из Квинамби. Если это и в самом деле были похитители, то они, конечно, еще до рассвета пригнали скот к «Колодцу-10», напоили животных и сразу же погнали дальше. А потом рассортировали добычу, пометили своим тавром и отправили на юг.
— Интересно, очень интересно, — признался Бони. — Знаете, я теперь наверняка никогда не забуду того, что вы мне тут рассказали. А теперь поговорим немного о Нуггете: что он делает с заработанными деньгами?
— У него денег больше, чем у меня, — ответил Ньютон. — Нуггет очень странный малый, прямо-таки чванливый балбес. Открыл счет в банке. Ему перечисляют туда жалованье, а когда надо за что-то заплатить, он старательно выписывает чек. А с чего это вы заинтересовались Нуггетом?
— Только потому, что из ваших людей он в спорное время находился ближе всех к месту преступления. Его лагерь был всего в шести милях. Не очень далеко был и Каланча, но все же несколько дальше. Нуггет, похоже, очень щедр к своим женщинам и детям?
— Он никогда не ездил в Брокен-Хилл. Уж там-то он проявил бы свою щедрость в полную меру! Через каждые полгода в Квинамби появляется торговец-сириец. У него есть все, что нужно здесь, в буше. Нуггет покупает у него одежду своим женщинам и детям, и они носят ее, пока она не свалится с плеч. Дети получают и игрушки. Каждый приход этого разносчика — праздник. Кроме Нуггета, несут свои денежки сирийцу и другие аборигены, живущие вокруг Квинамби, а потом — пир горой. Я видел, как Нуггет курил гигантскую сигару. Он и мне такую однажды подарил. Я выкурил ее, и после мне было чертовски скверно.
Смотритель поднялся и наполнил котелок, чтобы заварить еще чаю. Бони меж тем собрал щепки — развести костер завтра утром. Покончив с этим, оба собеседника снова уселись у огня.
— Легкомысленно как-то тратит этот Нуггет свои деньги, — задумчиво сказал Бони. — На его главной стоянке я видел испорченный фотоаппарат. Зачем он ему?
— О-о-о, Нуггет очень гордится двумя своими вещами — ружьем и фотокамерой. Только о них и печется, прямо-таки пыль сдувает. Поначалу он с камерой никак не справлялся. Это был дорогой аппарат, и он не знал, как с ним обращаться, пока управляющий Квинамби наконец не сжалился над ним и объяснил, что к чему. И тогда у него стали получаться вполне приличные снимки. Кажется, он потом подарил камеру своим детям. Я часто нахожу поломанные игрушки.
Бони сменил тему и спросил Ньютона, часто ли он брал отпуск, Ньютона же больше интересовала работа Бони и его личные дела.
— Похоже, вы знаете об этом убийстве больше, чем мы, — заметил под конец смотритель.
— Может, и так, — ответил, улыбаясь, Бони. — Я, видите ли, очень тщательно изучил все полицейские протоколы. Как вы, наверное, знаете, сержант со своим ассистентом целую неделю пробыл возле «Колодца 10» и вел там розыски. Потом назначили судебное следствие. Однако и оно никаких результатов не дало. Поэтому меня попросили взять это дело. Я ведь, кажется, говорил уже вам, что специализировался по расследованиям преступлений в буше — по делам, где другие полицейские чины вынуждены поднимать руки кверху.
— И вы действительно верите, что
