женским делом. А в целом… напоминает потерянного, но любопытного ребёнка. Вежлива, следит за тобой, чтобы не совершить ошибку.
Дэкин некоторое время думал над словами жены. Вот уж преподнесла судьба подарочек! Но он никогда не отказывался от сложностей, искренне веря, что боги не посылают испытаний просто так.
— То, что она чужеземка, многое меняет. Есть закон, по которому мы обязаны оказывать гостям с чужих земель, какими бы они ни были, гостеприимство и делать всё, чтобы они были представлены ко двору.
— Ко двору?!
— Да. Его величество строго следит, чтобы новости об иных народах не проходили мимо дворца. Очень необычно, что она — путешествующая женщина. Мне доводилось слышать только о мужчинах-странниках. Хотя, может, в столице знают больше. Слава Сёстрам, что мы не отдали её Шукару! Попади к нему в руки и пойми он, что натворил, избавился бы.
— И что же нам делать? — Цыран теребила платье, обдумывая свалившуюся на голову ответственность. — Мы же не в столице живём.
— Надо послать вестника. Король сам решит, как надлежит поступить. Вот же не гадал так близко познакомиться с чужеземным жителем… Я, конечно, видел за время службы их пару раз, но это были ритты, вестники пустыни. Помните, я рассказывал?
— Это которые приезжали к его величеству с дарами на празднества в Гая? — спросила Кесса. — Поклонники этой их плотоядной богини?
— Ну да, — ответил Дэкин, которого самого ужас брал за горло при одном воспоминании о традициях жителей пустыни. — А наша гостья, видимо, с какой-то ещё другой, неведомой земли. Её обязательно надо показать его величеству! Мало того! Надо сделать всё, чтобы она смогла изъясняться на всеобщем. Хоть как-то! И постараться, чтобы захотела остаться у нас до прихода распоряжений из столицы.
— Мы попробуем, но для начала нам надо самим её понять. Мой господин, у меня есть просьба…
— Цыран, мы же одни.
— Прости. Она рисует рисунки. Могу я взять у тебя достаточное количество бумаги и чернил, чтобы она могла рисовать в любой момент? Для разговора?
Дэкин нахмурился. Перо в руках женщины… Но потом взял себя в руки. Не для письма же. Кивнул.
— А как нам поступать с её… обычаями? Учить нашим или…
— Нет. Ни в коем случае. Показывать показывайте, но ни к чему не принуждать! У чужеземцев свои боги. Хочет ходить одетой, как дитя народа эйуна, — пусть ходит. Волосы, лицо — пускай. До того момента, как придёт весть от его величества, она — гость в Доме Равил. Я предупрежу всех, кого положено, в городе. Если хочет работать — тем лучше. Может, заговорит быстрее. Окружите её заботой, чтобы осталась у нас до тех пор, пока мы не узнаем, что делать дальше. И ещё… я хотел бы сам на неё взглянуть, понять, что собой представляет. Пусть спустится завтра утром к общей трапезе.
— Хорошо! — сказала Цыран, чувствуя себя неуютно оттого, что среди мужчин и рядом с её мужем за одним столом будет сидеть молодая женщина без покрывала.
— Не переживай, милая. К добру или к худу этот гость переступил наш порог, ведомо только богам. А мы должны делать то, что могут люди и требует король.
— Да, родной мой, я постараюсь, — сказала Цыран.
Дэкин уставился в огонь. Цыран поняла, что разговор на сегодня окончен, и тихо вышла. Кесса сделала вид, что не увидела её зовущего жеста, и осталась в комнате. Некоторое время сидела молча, потом спросила:
— Думаешь, нам стоит ждать неприятностей?
— Сколько раз я тебе говорил не начинать разговоров раньше мужчины, а? — устало сказал Дэкин, скорее, по привычке.
— Ты всегда можешь избавиться от невоспитанной старухи. Только кликни слуг, и я помашу твоему Дому краем покрывала.
Дэкин вздохнул. Начинать споры с Кессой он не любил, потому что редко выигрывал. Вообще, подобное общение было не принято. Но он, поднявший с нуля своё дело и создавший собственный Дом, прекрасно знал, что талантливыми и преданными людьми не разбрасываются, кем бы они ни были. Кесса была ему роднёй, седьмого брата пятая сноха, как принято говорить. И когда, по просьбе супруги, он взял её под свою руку, то совсем не ожидал, что найдёт в ней мудрого советника. Это в женщине-то! Они старались не показывать своих отношений, ведь тогда пришлось бы признать, что рядом с хозяином Дома старая родственница заняла чисто мужское место. Место друга. А мужчине друзей-женщин иметь не принято, да и не к славе женской быть столпом и опорой. И уж тем более советчиком.
— Не думаю, что неприятностей. Скорее, как выразилась Цыран — хлопот.
— Но признайся, тебе интересно. Глаза, как у мальчишки, горят.
— Тебе тоже.
— Ну я же баба. Что я видела в своей жизни, кроме стен этого дома да родительского крова? О чужеземцах из твоих рассказов только и знаю. Это ж ты у нас бывалый, много повидавший вояка.
— Не так уж и много и не такой уж вояка. Отслужил, как положено, ни больше ни меньше. Ну да, подавлял бунт, но не к воинской это чести своих же бить. А войны на мой век пока не случилось. И буду молиться Сёстрам, чтобы и детям… чтобы никому не довелось.
— Я слышала, что сейчас опять неспокойно, что король с тану снова что-то не поделили.
— И где же ты такое слышала?
— Всё скажи. Знаю.
— Это не новость. Мы с эйуна слишком разные — всегда найдётся что делить.
— Ты прав. Только деля, вы, мужчины, не всегда думаете о тех, кто остаётся за вашими спинами. И толку от ваших молитв о мире, если вам только и дай что повод для войны?
— Ох, нет на тебя розги за такие речи, Кэс. Ну никакого почтения!
— Розги? А разве я что-то неправильно сказала? — Кесса невинно хлопнула глазами. — Я тебе только правду говорю. Как есть и как вижу. Если хочешь почитания, ступай к жене. Она девочка воспитанная. Пускай тебя обласкает со всех сторон. А я старуха, которая одной ногой на Той стороне. Мне можно говорить как есть.
— Послушать тебя, так Цыран может от меня что-то скрывать или не договаривать.
— Ну, наверное, только то, что она со мной одна кровь и потому много разумнее, чем показывает тебе согласно обычаю. И ты прекрасно это знаешь, хотя и делаешь вид, что нет. А девочка в итоге должна каждый свой шаг мерной верёвкой мерить. Чтобы тебя, такого достойного, не огорчить, не расстроить и показать себя идеальной женой. Вот поговорил бы с ней начистоту и признал! Но нет, цепляешься за
