Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11
мрачным, как осенняя туча. Но не согнулся, не подломился, распрямил спину, словно сейчас опять готов был идти под пули. Выстоял старик перед детским любопытством. Ответил тихо, спокойно, но с гордостью:
— Я воевал. Это большая разница. И случись теперь, так буду бить Чуду-Юду снова. Я воевал…
Оленька подумала и совсем не по-детски серьезно подвела черту:
— Хорошо, что ты победил. Теперь ты не будешь плакать. — И вышла из комнаты…
А КТО ПОКРАСИЛ ЛИСТЬЯ
В тот год лето подружилось с дворовыми мальчишками. Оно одарило их загаром, за это они научили лето играть в прятки. Но не успели все досчитать и до сентября, как наступила теплая осень. Дожди шли только по ночам, оставляя к утру лужицы на асфальте.
Мой отпуск словно вовсе не начинался. Теперь же приходилось работать и в выходные на дому. А Оленька все чаще играла с дедом, и все реже со мной.
Лишь иногда бросал я свои скучные бумаги и бежал во двор ловить этих двух бродяг. Теперь уже мало что помню о тех днях. Но могу, пожалуй, рассказать о первой субботе сентября. Было, кажется, четвертое число, или, может, я что-то путаю…
Дед Игнат не спешил. Он теперь никогда не спешил, даже ходил как-то уж очень основательно, будто все хотел запомнить, задуматься над каждой мелочью. Оленька держала его за руку и потому вольно или невольно, но шла медленнее обычного. Оба о чем-то думали. Старик, наверное, о чем-то вечном или очень далеком. Мне кажется, с приходом возраста люди должны думать именно об этом. Оленька катала, как леденец за щекой, в голове какую-то приятную, уже немножко недетскую мысль. Но вот они остановились.
— Смотри. — Сказала Оленька.
— Смотрю. — Ответил дед Игнат.
— Видишь? — Спросила Оленька. Дед Игнат честно признался:
— Нет, что-то не очень…
Под ногами у них лежали желтые кленовые листья. Первые в ту осень.
— Кто-то их покрасил…
Дед Игнат согнулся, делая вид, будто бы рассматривает листья:
— Хм. Действительно.
— А кто покрасил листья? — вдруг встрепенулась девочка.
Старик пожал плечами. Вспомнил что-то и улыбнулся.
— Ты знаешь, они сами.
— Волшебные! — обрадовалась девочка.
— Да нет же, самые обыкновенные.
Оленька расстроилась:
— А я хотела волшебные…
Дед Игнат погладил внучку по голове.
— Ну не вешай нос. Может, и волшебные, это как посмотреть.
— А как надо? — Оленька взяла один листок за череночек и посмотрела сквозь него на солнце.
— Да ты и сама догадливая. Смотри. Что ты видишь?
— Солнышко.
— Это хорошо…
— А кто листья красит? — не унималась девочка.
— Кто-кто! Говорю же: они сами. — Дед разогнулся и пошел в сторону скамейки. Здесь листьев было больше.
— А эти кто покрасил?
— И эти сами…
— Вот глупые.
— Зря ты так, природа очень мудрая. Она зря ничего не делает. Просто осень пришла. Деревьям отдохнуть нужно. Листья желтеют и падают. Весной новые народятся. А эти землю украсят, видишь: травы уже нет вовсе, теперь листья лежать будут.
— Красиво.
— То-то. — Молчат, любуясь красотой.
— Дед.
— А?
— А какой теперь праздник?
— Как какой? Никакого с утра не было.
Ольга думает. Слов не хватает для выражения мысли. Но она справляется:
— Ну, смотри: яички на праздник бабушка красит? Красит. А теперь какой праздник?
— Ты про это! Красит. Так то на пасху. — Дед смотрит вдаль, ему хорошо здесь.
— А листики на какой праздник красят?
Старик пожимает плечами и гладит бороду.
— Листья красят в осень. Это как старость. Только веселей.
— Почему веселей? — Ольга еще не знакома с иронией, она все понимает буквально. Старик этому улыбается.
— После осени зима придет, но ненадолго. А потом обязательно весна будет. Ты знаешь, как у нас весна хороша была! Поля распашут, а дорожки остаются. Идешь, бывало, а как черноземом пахнет. Теперь так не пахнет. Теперь все запахи перемешались.
Старик вспоминает вспаханное поле, рощу на краю, овраг на другой стороне. С возрастом воспоминания не блекнут, а напротив: словно чем-то подсвечиваются изнутри.
— Деда.
— Что, милая?
— А после старости тоже весна?
Дед Игнат вновь задумывается. Оленьке кажется, что он ее не услышал. Повторить вопрос она стесняется. Стесняется стариковской задумчивости. Так и сидят оба, погрузившись в молчание и мысли.
Старик думает о том, что зима уже не за горами.
Ольга мучается вопросом: кто же покрасил листья?
МОЛИТВА
Зима пришла скоро. Вот уже три года как деда Игната не стало. Не то чтобы непредсказуемо. Готовы даже, кажется, были. Врачи сухо, по-дежурному объявили: месяц, не больше. Но и тут старик себе не изменил. Прожил семь месяцев. И ни разу себя не выдал. Мы знали, что он мучается, а старик улыбался. Иногда нужно притвориться счастливым. Ну а домашним? Иногда нужно стать слепым до чужого горя. Нужно оглохнуть от будничной суеты, очерстветь немножко. И ни в коем случае не обидеть близкого человека заботой. Именно ненужная забота больше всего раздражает в такие моменты. Дед Игнат потому и держался, что не чувствовал с нами себя ослабшим. Мы не докучали ему ухаживанием, не раздражали вопросами о здоровье. Все всё прекрасно понимали. Понимал и сам дед Игнат.
Только Оленька не о чем не догадывалась. От нее дедову болезнь держали в большом секрете до самого последнего момента. Когда же скрывать уже более стало невозможным, тогда дед Игнат сам позвал к себе девочку. Я хотел было запретить. Но не осмелился. Оленька примчалась взъерошенная, веселая, вот-вот бросится к деду на шею. Но встала вдруг в дверях. Улыбка растаяла. Девочка как-то сама все вдруг поняла. Жуткое озарение слез не причинило. Расставаться им было непомерно тяжело. Есть слово хуже, чем слово «смерть». Слово «навсегда». Они оба мучились. А мы страдали от тишины их прощания.
Я все еще ждал слез. Но дочка плакать не стала. Дед Игнат был спокоен. Крепко обняв старика за шею, Оленька, кажется, что-то ему шептала. Он уже отвечал одними только губами, почти без всякого звука. Уставший, обессиленный, ждал он развязки.
Я подошел ближе. Уже проклиная себя за то, что разрешил прощание. В глазах предательски щипало. Взялся оттащить Ольгу от умирающего, но она посмотрела на меня таким глазами, что, испугавшись, я отступил. Она продолжала шептать. Теперь ее я слышал: «Дедушка, вставай. Вставай. Вставай…». Дед Игнат отвечал, стараясь улыбаться: «Прости, Оленька, сказки кончились…»
Господи, отчего ты не вложил в голос ребенка силы? Разве не стоит одно чудо разбитого детского сердца. Я не выдержал и вышел. Только ради Оленьки старик продержался до ночи. Я знаю, он не
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11