Он даже пригрозил мне однажды, что, если я посмею допустить к себе Илари слишком близко, он сделает так, что мы больше никогда не увидимся. Теперь я верила, что так может случиться, и это было одной из множества мыслей, что отравляли мне путь до Леверра.
Илари я так и не увидела до самого возвращения в столичную резиденцию короля Кранмана, хоть в дороге мы и останавливались на отдых или ночлег. Похоже, его повезли отдельно или с большим отставанием. О самых худших вариантах страшно было подумать.
Меня встретили так, словно я не возвращалась из побега, а приехала с самым тёплым визитом. Нас Лелией проводили в уже знакомую и так скоро покинутую комнату, слуги натаскали мне воды в ванну — смыть дорожную пыль. Но ни их забота, ни богато обставленные покои, расписанные фресками, изображающими дивных сказочных птиц, меня не радовали. Я двигалась словно бы бездумно, настолько постылым казалось всё, что снова меня окружало. А недавний побег и вовсе начал казаться сном.
Приведя себя в порядок, чтобы не стыдно было показаться кому-то на глаза, я уже собралась было к отцу — требовать объяснений по поводу судьбы Илари, но он заявился ко мне сам.
Лелия постыдно сбежала, повинуясь раздражённому взмаху его руки. У двери встали королевские слуги, словно бы собираясь остановить меня, если вдруг я решу уйти без спроса.
— Надо было сгрузить тебя, как мешок, на корабль. Сразу, как ты вернулась, — начал с приятного отец. — Покаталась бы пару дней под палубой, может, поняла бы тогда, что учудила!
Он подошёл и остановился резко, заложив руки за спину. И по его взгляду я поняла, что этот вариант моего дальнейшего путешествия вполне себе возможен.
— Я тоже рада видеть тебя, отец! — Если бы из голоса можно было выжимать ехидство, его набралось бы на целый стакан. — Я не вижу с тобой лекарей. С вот такими ручищами…
Я показала их, разведя ладони в стороны.
— Ты ещё и огрызаться будешь? — рыкнул отец. — С тебя станется назло мне и невинность свою отдать этому сопляку!
— Где он? — тут же зацепилась я за упоминание Илари. — Я не видела его всю дорогу до Леверра. Ты что, велел его убить?
Каким бы страшным ни было это предположение, а я всё ж не питала иллюзий по поводу отца. Я видела и слышала многое, что порой происходило в нашем имении, до меня долетали слухи и сплетни со двора короля Валерио. И каким бы герцог де ла Исла ни был дома, а его решения при правителе порой требовали жестокости.
Но не хотелось бы, чтобы в нынешнем случае.
— Не говори глупостей! — Отец возвёл очи горе. — Он поступил опрометчиво, но за это не заслуживает смерти. А вот ты своим поведением только доказала, как сильно похожа на мать!
Как будто это должно меня обидеть. Порой мне и правда казалось, что я нравом — не только внешностью — пошла в мать. Но иногда я находила в себе отцовских черт гораздо больше.
— Ты не считаешь, что воспитывать меня уже поздно? — Я пожала плечами, чем разозлила отца, кажется, ещё больше.
Он смерил меня неспешным взглядом, словно подбирал достаточно убийственный ответ, и вдруг вздохнул, чуть опустив плечи.
— Я волновался за тебя, Тави, — проговорил он уже спокойнее. — Как узнал, что вы уехали из замка только втроём… Ты хоть знаешь, кто сейчас может попасться в джинарийских лесах?
Например, охотник за фоморами — тут же припомнила я, хоть с нашей встречи прошло уже больше трёх дней. И, к своему стыду, я в дороге не раз задумывалась над нашим поцелуем. Перебирала ощущения от соприкосновения кожи и, кажется, даже наших энергий. Наверное, такое запоминается на всю жизнь.
— Прости, — вдруг выдала я и сама испугалась.
Быстро же сдала позиции, а собиралась ведь отстаивать свою правоту до последнего.
— Прости… — покачал головой отец, присаживаясь на высокий резной диванчик, весь усеянный маленькими и побольше, вытканными гобеленом подушками. — Ты хоть понимаешь, как важно, чтобы ты поехала со мной в Глиннхайн? Чтобы предстала перед королём Каллумом и его сыном. Как бы они оба ни были мне отвратительны. Как бы ни была отвратительна вся эта ситуация. Но поступить по-другому не получается.
— Я понимаю. Но мне хочется, чтобы ты понял меня тоже. — Я опустилась рядом с ним. — Я ведь не из-за прихоти сбежала. Если бы мне можно было видеться с матерью…
Я вздохнула, чувствуя особый запах отца — дорогого льна и шёлка и сандалового дерева, который всегда ощущался в такие жаркие дни чуть сильнее. Я помнила его с детства. А вот едва не всё связанное с матерью уже почти забыла.
Отец вновь повернулся ко мне, и на его лицо легла решётчатая тень от окна, делая чуть старше. Но и правда, за последний год он стал выглядеть более уставшим.
Даже молодой и теперь уже беременной — почти на сносях — жене не удавалось унять его вечные тревоги, облегчить его мысли. У королевского советника всегда много забот.
— Не думаю, что встречи с ней чем-то помогли бы тебе. Может, в храме ей лучше — там, где её понимают. А в остальном… Если бы всё зависело только от меня, — он нахмурился, глядя на одну из птиц, которыми была расписана противоположная стена, — многих решений мне хотелось бы избежать. Если бы только мы с королём могли говорить наедине... Но Совет — там не только я.
От его слов меня всё же разобрало лёгкое раздражение. Порой отец прикидывается менее влиятельным, чем есть на самом деле. И если решение выдать меня замуж по политическим соображениям и появилось, то лишь с его руки. Насколько я знала, самому королю Валерио сватать принцу Атайра, кроме самой младшей дочери, которой едва исполнилось одиннадцать, было некого. Даже все его сёстры были замужем. А я подходила по знатности для того, чтобы стать женой наследника престола, лучше всего.
— Но разве это не гиблое дело? Весь наш путь в Глиннхайн. Разве в разговорах с руэльцами вообще есть прок? — Я так и почувствовала, как плечи сами опускаются под невидимой тяжестью. — Война закончилась не так уж давно. Да и вряд ли это можно назвать “закончилась”. Они могут принять нас и в тот же день отравить.
— Да, ты права, моя умница, — усмехнулся Лисварх. — Скорее наш мир с Глиннхайном похож на временно утихшую лихорадку. Но такие слова тебе лучше держать при себе. Женщина не должна показывать мужчинам, что понимает в их делах не так мало, как им кажется. Особенно красивая женщина.
— Хочешь сказать, я должна оставаться просто пустой статуэткой в руках мужчин, которые будут передвигать меня, куда им хочется? Когда нужно — выставлять на свет, когда нужно — убирать в тень?
Теперь отец, кажется, вновь разозлился.
— Тебе может это не нравиться, Тави, но так оно и есть. Во всех королевствах Длинного моря я не могу припомнить ни одной женщины-правительницы за многие и многие десятилетия. И такая смышлёная, как ты, может только вызвать раздражение некоторых. Особенно у замшелых в самом наидревнейшем патриархате руэльцев. Но у тебя ещё много различных достоинств, которые могут их подкупить.
