с пятницы на субботу. У тебя есть какие-нибудь планы?
— Пока нет, — ответил я. — Я освобождаюсь примерно в восемь тридцать и до шести утра свободен. И что это за мероприятие?
— Мозговой штурм с элементами фокус-группы, — сказал Иван. — Я собираюсь открыть свое печатное издание примерно через… Месяца три. И сейчас занимаюсь как подбором команды, так и разработкой концепции. В нынешних реалиях старый формат прессы свое уже отжил, а новый только зарождается. Нужны новые решения и новые форматы.
— Так я же не журналист, — я пожал плечами. — Кроме школьных сочинений никаких текстов и не писал никогда.
— На этом мероприятии не будет ни одного журналиста, — уголки губ Ивана чуть дрогнули, обозначив улыбку. Потом он поморщился. — Видишь ли, факультет журналистики нашего универа выпускает каких-то кадавров. Их текстами можно разве что печку топить, да и то не факт, что гореть будет… Их приходится об колено ломать, чтобы они штампы эти дурацкие филологические из головы выкинули… Ладно, это моя головная боль. Не об том речь. Меня если не остановить, я могу долго тут плакаться о качестве журналистского образования, а заодно и о том, как сложно протащить в газету сотрудника без соответствующего диплома. Но времена меняются…
— Да уж, меняются… — машинально повторил я. «Тренды», «фокус-группа», кофейня эта с жизнерадостными надписями на белых стенах и даже бутылочками с сиропами на витрине… Блин, реально, ощущение такое, что это какой-то заповедник двадцать первого века. Да и Иван этот… Я все никак не мог составить о нем какое-то законченное мнение. Выглядел он как типичный мажор. Волга, шмотки из дальней заграницы, едва заметное превосходство во взгляде. Но оговорочки эти… Как-то так ловят шпионов, да?
Я фыркнул, представив себе, как выхватываю воображаемый бластер и ору: «Ни с места, полиция времени!»
— Что-то не так? — удивленно прищурился Иван.
— Да нет, нормально все, — я откашлялся. — Ну и да, конечно, я согласен. Хоть и не представляю, чем могу быть полезен в деле развития прессы, писать-то я не умею…
— Пресса — это не только про тех, кто пишет, — подмигнул Иван. — Я немного за тобой понаблюдал, ты уж прости. И подумал, что ты неплохо впишешься и можешь быть полезен. Кроме того, нам понадобятся инсайдеры из мира рок-музыки.
«Ну да, я-то тот еще говнарь, уже целый месяц, как инсайдер!» — мысленно хохотнул я.
— Годится, — кивнул я и пожал протянутую руку. — Куда приходить и форма одежды?
— Автобус будет ждать в девять возле кинотеатра «Родина», — ответил Иван. — Место секретное, так что не разглашается.
— Кстати, а в это кафе вход по корочкам прессы, или со стороны тоже можно приходить? — спросил я, допив остатки кофе из своей чашки.
— Для тех, кто знает, что оно есть, — Иван широко улыбнулся. — Так что если захочешь привести свою девушку, то милости просим. Кстати, рекомендую вечер среды, здесь как раз меньше всего народу, плановое мероприятие союза журналистов в другом месте проходит.
Безыдейные тусовки — это была самая неприятная лично для меня часть бытия говнарей. Происходили они гораздо чаще, чем мне бы хотелось, и возникали на пустом месте совершенно внезапно. И каждый раз, когда эта фигня случалась, мне приходилось собирать волю в кулак, чтобы не поддаться соблазну и не придумать железную отмазку, почему я категорически не могу пойти.
Но у каждого социума свои правила, и пока я не вырвал «своих» говнарей из этого и е переставил на ступеньку повыше, приходилось подчиняться заведенным устоям и проводить долгие бессонные часы за бесполезным трепом, прослушиванием хреновых записей на старых магнитофонах, дышать табачным дымом и наблюдать за стадиями опьянения окружающих индивидуумов.
В этот раз про планы завалиться вечером к Боржичу заговорили еще с середины репетиции. Кирилл, которого еще не привыкли, но уже начали называть Каббалом, извинился и слился. Я мысленно ему позавидовал.
— Только я чутка опоздаю, — сказал я, пережив мысленно отрицание, депрессию, гнев, торг и смирение. — Что взять по дороге?
«На самом деле, от тусовок есть и польза, — мысленно рассуждал я, вполуха слушая, как мои спорят, что лучше — портвейн, сушняк или водка. Боржич был большим поклонником последней, но сами ребята не очень любили крепкое. — У Боржича, в отличие от того же „мордора“ собираются как раз музыканты, хоть и неудачливые, в основном. А мне как раз неплохо бы выбрать для нас подходящих по духу партнеров для совместных концертов…»
— Забейте, возьму и того, и другого, — махнул рукой я.
После качалки я заглянул домой, принять душ и переодеться. Набрал Еву перед выходом. С одной стороны, мне не хотелось ее туда тащить, с другой — в ее присутствии все становилось лучше. Во всяком случае, в любой момент можно было перестать слушать философствующих говнарей и начать смотреть на нее.
— Я тут собираюсь к Боржичу со своими ангелами, — сообщил я. — Если вдруг ты ничем не занята, то буду рад, если ты присоединишься. Но настоящий план на тебя у меня есть на завтрашний вечер.
— Звучит так, будто ты сам не горишь энтузиазмом идти к Боржичу, — хихикнула девушка.
— Так и есть, — согласился я.
— Но раз все равно идешь, значит у тебя есть на то веская причина, — сказала она. — Повеселитесь там.
— Не пойдешь? — спросил я.
— Я пытаюсь выдумать уважительную причину, почему не могу, но у меня мозги заняты средневековой историей стран Азии и Африки, — усмехнулась она. — Так что давай просто будем считать, что причина у меня есть, и она такая же важная, как, например, голодающие африканские дети.
— Договорились, — со смесью облегчения и сожаления вздохнул я. Реально, с Евой мне хотелось проводить время в местах интересных и необычных.
— Про завтра я услышала, — сказала Ева. — Завтра можешь располагать мной, как тебе заблагорассудится.
— Хм, про «как заблагорассудится», я тоже услышал, — отозвался я. И мой юный и полный сил организм тоже это услышал, кровь забурлила, и в джинсах резко стало теснее.
— Тогда до завтра, — было слышно, как она улыбается. Я положил трубку, повесил на одно плечо рюкзак и поехал к Боржичу уже в гораздо более приподнятом настроении, чем пару минут назад.
Хиппанутых девиц
