Я отказалась от кофе и попрощалась.
— Про Дару расскажу в следующий раз, — пообещала Тильда.
Я чувствовала, что Патрик смотрит на меня, но старательно избегала его взгляда. Я знала, что я тоже приняла решение. Предложения уже формировались у меня в голове. Мне не терпелось сесть и записать их. Рассказ Тильды меня заворожил, пленил, будто тончайшая невидимая паутина, что опутывала ветви самшита в саду Красного Дома.
Когда я села в свой автомобиль, серый пластиковый интерьер салона, лампочки и кнопки, ворох хрустящих пакетов и коробок с фруктовым соком произвели на меня ошеломляющий эффект. Казалось, все это было из другого мира, из другой эпохи.
Глава 2
При первой же возможности Дара Канаван уехал из Ливерпуля в Лондон. В Ливерпуле было слишком много ирландцев.
В Ирландии он связался с темными личностями, и ему пришлось спешно покинуть страну. И только выбравшись из грузовика, высадившего его под дождь в вечернем Лондоне, посреди огней и шума автотранспорта, он перестал озираться по сторонам. Стоя на тротуаре, он провожал взглядом грузовик, испытывая прилив радости оттого, что прошлое осталось позади.
В прошлом остались мама, папа и с полдесятка младших братьев и сестер. Мысль о матери несколько омрачила его радость. Стараясь не думать о доме, он подхватил свои вещи, завернутые в оберточную бумагу, и зашагал по улице. Он ежился от холода, ноги мерзли, потому что подошвы башмаков истончились от времени. В кармане у него было всего несколько шиллингов, а ведь нужно было купить что-то поесть и найти ночлег. Завтра он начнет искать работу. Все говорили, что Англия, особенно Лондон, — это земля обетованная. А мама всегда говорила ему, что он родился под счастливой звездой.
Остановившись у одного из ресторанов, он через толстое стекло устремил голодный взгляд в зал. Дождь колотил его по плечам, и, когда один из посетителей открыл дверь, от аппетитного запаха пищи у него закружилась голова. Официант сердито посмотрел на него, и Дара поспешил пойти прочь. У очередного ресторана он снова остановился и, перебирая в кармане монеты, ознакомился с меню. Цены его шокировали. За кусочек рыбы и пудинг — четыре шиллинга.
Дара открыл дверь. При виде приближающегося к нему официанта он занервничал, в горле запершило. Он стоял, стиснув в руках мокрый картуз.
— Что угодно… сэр?
От Дары не укрылась заминка перед обращением «сэр», но он любезно улыбнулся.
— Я бы хотел выпить чаю и перекусить хлебом со сливочным маслом. — Он был голоден, но позволить себе ужин из двух блюд не мог.
Официант, маленький пухлый человечек, сцепил руки в перчатках.
— Боюсь, чай мы не подаем.
Дара ждал, когда тот добавит слово «сэр», но так и не дождался.
— Тогда просто хлеб.
Официант смерил его взглядом. Его тонкие губы вытянулись в снисходительной улыбке.
— В церкви Священного сердца, что находится в полумиле отсюда, есть бесплатная столовая для таких людей, как вы.
У Дары гулко стучало сердце. Некоторые посетители смотрели на него. Он поймал взгляд красивой черноволосой девушки с непристойно открытыми плечами и грудью. Она сидела между двумя мужчинами глуповатого вида. Те едва дышали, потому что их шеи сдавливали жесткие воротнички; прилизанные назад волосы у обоих блестели, как деготь. Дара повернулся, собираясь покинуть ресторан.
В этот момент намокший под дождем коричневый бумажный сверток, что он держал в руках, разорвался, и его содержимое посыпалось на пол. Дара нагнулся, собирая свои пожитки — оловянную кружку, четки, зеленую фуфайку, что связала для него его любимая сестра Кейтлин, старые кальсоны, латанные матерью, — и услышал смех черноволосой девушки. Бледный как полотно, Дара схватил в охапку свои вещи и выскочил из ресторана.
Он шел не останавливаясь, пока не достиг большой католической церкви, стоявшей в конце улицы. Там была привычная ему атмосфера — алтарь, распятие, изображения святых, — и это его немного успокоило. Он не пошел сразу искать бесплатную столовую, а преклонил колени и стал молиться. Он молился за мать и за братьев. За сестер и за старого деда, жившего в деревне. А еще молился за то, чтобы больше никогда не оказаться в столь глупом и смешном положении.
Даре Канавану пришлось убедиться в том, что Лондон — двуликий город. С одной стороны — чарующий, волшебный: величественные здания, красивые театры и кинотеатры, универмаги с нарядными витринами; с другой — мрачный: ночлежки, бесплатные столовые, длиннющие очереди на бирже труда. Шли недели, а Даре так и не удавалось устроиться на работу. Его одежда совсем истрепалась, не было денег на то, чтобы сходить в баню. Вскоре швейцары перестали пускать его в большие магазины, где он мог погреться, прогуливаясь между прилавками. Он стоял на улице, на холодном мартовском ветру, обнимая себя в тщетной попытке согреться. Смотрел в окна на уют и роскошь, кончиками пальцев прижимаясь к холодному стеклу. Ничего другого ему не оставалось. Он был изгоем. Никогда прежде он не испытывал такого чувства одиночества и отверженности.
Через месяц он впал в отчаяние. Он понимал, что с каждым днем тают его шансы найти работу. Он становился все менее презентабельным внешне, собственное отражение в витринах магазинов вызывало у него отвращение. Лондон он покинул в тот день, когда они ограбили табачную лавку. Сам он в краже не участвовал, просто стоял на улице, «на стреме», пока два парня, с которыми он познакомился в ночлежке, обчищали полки. Но этот неопрятный маленький магазинчик напомнил ему лавку Пэдди Мигана на родине, и его охватило тягостное гнетущее чувство стыда: всего несколько месяцев в Англии, и вот до чего он докатился.
С двумя фунтами в кармане — вознаграждение за его «труды» — Дара вышел на Большую северную дорогу[10]и стал ловить машину. Наконец удача улыбнулась ему: водитель фургона сказал, что он мог бы устроить его поработать несколько дней на ферме. Дара вспомнил графство Клэр, где жил его дед, где летом нередко он чудесно проводил время. Правда, сельская Англия встретила его не мелким дождем и холмами, которые он ожидал увидеть. Снимая торфяной дерн, он чувствовал себя совершенно потерянным на фоне простирающихся вокруг равнин и бескрайнего неба. Когда облако, подернутое золотой каймой, закрывало солнце и на землю ложились широкие бледные полосы света, он осенял себя крестным знамением. Через неделю, получив свой заработок, он отправился странствовать по Болотному краю. Чуть распогодилось, потеплело — весна вступала в свои права. Добравшись до Или, он вошел в собор и сел, глядя вверх на высящийся над ним свод. Дара пообещал Богу, что он целый год будет регулярно посещать службы, если сегодня найдет работу.
И Бог внял его мольбам. Выйдя из собора, Дара пошел через лужайку и увидел, как какой-то мужчина с трудом перекатывает бочки с пивом по ступенькам в свой подвал. Он подбежал, стал помогать снимать тяжелые бочки с телеги. Когда они закончили и толстый хозяин паба принялся вытирать струящийся пот с красного лица, Дара предложил свои услуги в качестве работника. Он прилежный и честный, будет делать все, что прикажут, рекомендовал себя Дара, умоляя владельца паба взять его на работу хотя бы на несколько недель, с испытательным сроком.
