Арамис только слегка пожал плечами.
– Человек в вашем положении, монсеньор, только тогда погибает, когда сам захочет этого.
– Частное лицо, какое бы оно ни занимало положение, не может бороться с королем.
– Ба! Я в молодости боролся с самим кардиналом Ришелье, который был королем Франции, да еще кардиналом!
– Разве у меня есть армия, войско, сокровища? У меня больше нет даже Бель-Иля.
– Нужда всему научит. Когда вам покажется, что все погибло, вдруг откроется что-нибудь неожиданное и спасет вас.
– Кто же откроет это неожиданное?
– Вы сами.
– Я? Нет, я не изобретателен.
– В таком случае я.
– Принимайтесь же за дело сию минуту.
– Времени еще довольно.
– Вы убиваете меня своей флегматичностью, д’Эрбле, – сказал суперинтендант, вытирая лоб платком.
– Разве вы забыли, что я говорил вам когда-то?
– Что же?
– Не беспокойтесь ни о чем, если у вас есть смелость. Есть она у вас?
– Думаю, что есть.
– Так не беспокойтесь.
– Значит, решено: в последнюю минуту вы явитесь мне на помощь, д’Эрбле?
– Я только расквитаюсь с вами за все, что вы сделали для меня, монсеньор.
– Поддерживать таких людей, как вы, господин д’Эрбле, обязанность финансиста.
– Если предупредительность – свойство финансиста, то милосердие – добродетель духовного лица. Но на этот раз действуйте сами, монсеньор. Вы еще не дошли до предела; когда наступит крайность, мы посмотрим.
– Это произойдет очень скоро.
– Прекрасно. А в данную минуту позвольте мне сказать, что ваши денежные затруднения очень огорчают меня.
– Почему именно в данную минуту?
– Потому что я сам собирался попросить у вас денег.
– Для себя?
– Для себя, или для своих, или для наших.
– Какую сумму?
– Успокойтесь! Сумма довольно кругленькая, но не чудовищная.
– Назовите цифру!
– Пятьдесят тысяч ливров.
– Пустяки!
– Правда?
– Разумеется, пятьдесят тысяч ливров всегда найдутся. Ах, почему этот плут Кольбер не довольствуется такими суммами? Мне было бы гораздо легче. А когда вам нужны деньги?
– К завтрашнему утру. Ведь завтра первое июня.
– Так что же?
– Срок одного из наших поручительств.
– А разве у нас есть поручительства?
– Конечно. Завтра срок платежа последней трети.
– Какой трети?
– Полутораста тысяч ливров Безмо.
– Безмо? Кто это?
– Комендант Бастилии.
– Ах, правда; вы просите меня заплатить сто пятьдесят тысяч ливров за этого человека?
– Да.
– Но за что же?
– За его должность, которую он купил или, вернее, которую мы купили у Лувьера и Трамбле.
– Я очень смутно представляю себе это.
– Неудивительно, у вас столько дел. Однако я думаю, что важнее этого дела у вас нет.
– Так скажите же мне, для чего мы купили эту должность?
– Во-первых, чтобы помочь ему.
– А потом?
– Потом и себе самим.
– Как это себе самим? Вы смеетесь.
– Бывают времена, монсеньор, когда знакомство с комендантом Бастилии может считаться очень полезным.
– К счастью, я не понимаю ваших слов, д’Эрбле.
– Монсеньор, у нас есть свои поэты, свой инженер, свой архитектор, свои музыканты, свой типографщик, свои художники; нужно иметь и своего коменданта Бастилии.
– Вы думаете?
– Монсеньор, не будем строить иллюзий: мы ни за что ни про что можем попасть в Бастилию, дорогой Фуке, – проговорил епископ, улыбаясь и показывая белые зубы, которые так пленили тридцать лет тому назад Мари Мишон.
– И вы думаете, что полтораста тысяч ливров не слишком дорогая цена за такое знакомство, д’Эрбле? Обыкновенно вы лучше помещаете свои капиталы.
– Придет день, когда вы поймете свою ошибку.
– Дорогой д’Эрбле, когда попадешь в Бастилию, тогда уже нечего надеяться на помощь старых друзей.
– Почему же, если расписки в порядке? А кроме того, поверьте мне, у этого добряка Безмо сердце не такое, как у придворных. Я уверен, что он будет всегда благодарен мне за эти деньги, не говоря уже о том, что я храню все его расписки.
– Что за чертовщина! Какое-то ростовщичество под видом благотворительности!
– Монсеньор, не вмешивайтесь, пожалуйста, в эти дела; если тут и ростовщичество, то отвечаю за него один я; а польза от него нам обоим; вот и все.
– Какая-нибудь интрига, д’Эрбле?
– Может быть.
– И Безмо участвует в ней?
– Почему же ему не участвовать? Бывают участники и похуже. Итак, я могу рассчитывать получить завтра пять тысяч пистолей?
– Может быть, хотите сегодня вечером?
– Это было бы еще лучше, я хочу отправиться в дорогу пораньше. Бедняга Безмо не знает, где я, и, наверное, теперь как на раскаленных угольях.
– Вы получите деньги через час. Ах, д’Эрбле, проценты на ваши полтораста тысяч франков никогда не окупят моих четырех миллионов! – проговорил Фуке, поднимаясь с кресла.
– Кто знает, монсеньор?
– Покойной ночи! Мне еще надо поговорить с моими служащими перед сном.
– Покойной ночи, монсеньор!
– Д’Эрбле, вы желаете мне невозможного.
– Значит, я получу пятьдесят тысяч ливров сегодня?
– Да.
– Тогда спите сном праведника! Доброй ночи, монсеньор!
Несмотря на уверенный тон, которым было произнесено это пожелание, Фуке вышел, качая головой и глубоко вздыхая.
IV. Мелкие счеты господина Безмо де Монлезена
На колокольне церкви Св. Павла пробило семь, когда Арамис, в костюме простого горожанина, с заткнутым за пояс охотничьим ножом, проехал верхом по улице Пти-Мюск и остановился у ворот Бастилии.
Двое караульных охраняли эти ворота.
Они беспрепятственно пропустили Арамиса, который, не слезая с лошади, въехал во двор и направился по узкому проходу к подъемному мосту, то есть к настоящему входу в тюрьму.
Подъемный мост был опущен, по бокам стояла стража. Часовой, охранявший мост снаружи, остановил Арамиса и довольно грубо спросил, зачем он явился.
