Вампирша вошла в дом, стоящий в нескольких шагах от донжона[11]. Барон, полный и лысоватый, но ещё крепкий мужчина, ждал её в зале, сидя на скамье возле очага. У его ног лежал белый волкодав, который при виде девушки поднялся и, порыкивая, ретировался в дальний угол, поближе к Норе, баронской дочери, которая сидела за ткацким станком и сновала нити для будущей церковной занавеси.
— Очень хорошо, что ты пришла первая, — вместо приветствия сообщил барон. — Нора, выйди навстречу отцу Керту и займи его, пока Вейма не выйдет. Я не хочу, чтобы он решил, будто мы им пренебрегаем.
— Но, отец…
— Нора.
Вздохнув, девушка поднялась на ноги и потянула за ухо волкодава. Пёс поскуливал, проходя мимо вампирши, но покорно следовал за хозяйкой. Барон без улыбки наблюдал за этой сценкой.
— Тебе не помешают наставления в вере, — бросил Фирмин в спину дочери. Нора передёрнула плечами, но не возразила ни словом.
Вейма опустила взгляд. Барон принял её в своём доме как наставницу дочери в свободных искусствах ибо, по его словам, девушка тянется к знаниям, а нанимать учителя-мужчину не позволяет её красота и невинность. Однако в остальном он был строг и не позволял Норе ни в чём выйти из своей воли. Воспитанной совсем иначе вампирше это совершенно не нравилось, но что она могла сделать? Барон платил ей покровительством и продуктами, а воспитание его дочери — не её забота. И всё-таки…
— Я слышал, тебя обвиняют в нападении на детей в деревне, — сказал барон. — Это так?
— Так, ваша милость.
— Ты отрицаешь свою вину?
— Да, ваша милость.
— Могла ли твоя подруга совершить это злодеяние?
— Нет, ваша милость.
— Ты уверена в этом?
— Да, ваша милость.
— И можешь присягнуть на священной книге?
Вейма вздрогнула.
— Нет, ваша милость.
— Очень хорошо, — заключил барон и замолчал.
— Ваша милость?.. — не выдержала тишины вампирша.
— Я сказал: «Очень хорошо». Тебе понятны эти слова?
— Да, ваша милость, но…
— Очень хорошо. Ты знаешь, кто мог совершить такое?
— Я не видела этих детей, ваша милость…
— Я спрашивал не об этом.
— Вампиры, ваша милость.
— Ты уверена в этом?
— Да, ваша милость.
— Сколько нужно вампиров, чтобы это устроить?
— Ваша милость?..
— Ты слышала, что творится в деревне, — раздражённо напомнил барон. — Сколько вампиров могли так искусать детей?
— Один, ваша милость, — покорно ответила девушка, не понимая уже, куда барон клонит.
— Очень хорошо. Как с этим бороться?
— Ваша мил…
Барон предупреждающе поднял руку и девушка умолкла.
— Я уверен, — медленно, явно подбирая слова, произнёс он, — что ты не захочешь отвечать на некоторые вопросы. Я их тебе не задаю. За то время, которое ты живёшь на моей земле, я убедился в твоей надёжности. Я разбираюсь в людях. Но я не желаю тратить время на увёртки. На моей земле орудует опасная тварь. Ты или твоя подруга должны знать, как с ней справляться и вы расскажете мне об этом. Иначе вам придётся покинуть мои земли.
— Но, ваша милость!.. — возмутилась вампирша. — Мы ведь не…
— Не спорь. Мне ни к чему ваши смерти. Ты видела? Люди напуганы. Вы им подозрительны. Если дети продолжат страдать, рано или поздно вас убьют. Менно пошёл за твоей подругой. Если вы объявляете мне, что найдёте способ спасти моих людей, я сообщу это в деревню и заставлю их принять все меры. Если такого способа нет, вы уйдёте. Сейчас, пока люди ещё не взвинтили себя до убийства. А теперь я спрошу ещё раз: как бороться с вампирами?
Вейма почувствовала себя ужасно усталой. Наверное, это никогда не закончится…
— Никак, ваша милость, — тихо произнесла она. — Вас не спасёт вера, что бы там не кричал отец Керт. Не спасут запоры. Стены. Не поможет дежурить по очереди. Если вампиру нужно, он просто приходит. И берёт то, что нужно. Если вы его не узнаете днём…
— А если узнать днём, что можно сделать? — немедленно заинтересовался барон.
— Взрослый вампир сильнее десяти человек и двигается быстрее скачущей лошади, — объяснила Вейма. — На младенцев охотится или женщина или недавно обращённый. Женщина не уступает в силе мужчине, недавно обращённый поначалу сильнее только двоих, но постепенно наращивает могущество. Ночью вампир может насылать сон и отводить взгляд, но днём это такой же человек, как и все. Только очень сильный и быстрый. Если не смотреть ему в глаза и он не нападает…
— А если посмотреть в глаза? — уточнил барон.
— Это знают все проклятые, — на всякий случай пояснила Вейма. Ей хотелось сохранить хотя бы иллюзию своей тайны. Хотя, кого она обманывала…
— Не сомневался, — кивнул барон. — Итак?
— Днём вампир может подчинить себе человека только пока смотрит в глаза.
— То есть отряд стрелков может справиться с вампиром, — заключил барон.
— Да… если вы знаете, кто это такой, — признала Вейма. Сердце её бешено колотилось, но от барона не исходило запаха опасности. Не собирается причинять ей вред или уверен в том, что зло в отношении вампира — это добрый поступок?
— А ты не можешь выявить вампира? — прямо спросил барон. Девушка покачала головой. Вопреки всем легендам, вампир вампира не чуял ни рядом, ни на расстоянии.
— Это плохо, — заключил барон и повернулся на звук шагов к двери. В зал входила Магда. Расстояние от замка до охотничьего домика, который барон выдели ведьме и её подруги за заслуги перед его семьёй, было примерно то же, что от замка до деревни.
— Ваша милость, — присела ведьма в реверансе. Вейма моргнула. Подруга мало рассказывала о себе, о своей жизни до обучения в Бурой башне. Но простые крестьянки никогда ни перед кем не расшаркивались, просто не умели, они всегда кланялись.
— Как выявить вампира? — огорошил её вопросом барон. Взгляд Магды метнулся к подруге и вернулся к невозмутимому лицу сюзерена. — В моей деревне нет чужаков, значит, он где-то прячется. Ты можешь заставить его прийти днём на открытое место? Может, заманить?
— Ваша милость… — ошарашенно начала ведьма. Барон вздохнул.
— Повторю для тебя. Последний раз. Я не желаю слушать увёртки. Если вы обе, сами или с чьей угодно помощью разберётесь с этой напастью, я даю своё слово рыцаря и властителя этих земель, что у меня вы всегда можете рассчитывать на покровительство и поддержку. Если тварь продолжит нападать на моих людей, их детей или скотину, вы покинете мои земли сейчас, пока крестьяне не взяли грех на душу.