Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Но путь к мечте всегда тернист…
Ветер свистел в вантах, нос яхты «Помор» то исчезал в волнах, то высоко поднимался над ними, словно над краем пропасти. Брызги разлетались веерами. Горизонт уже давно исчез в дымке вздыбившегося Индийского океана. Раз за разом валы перелетали через яхту – прокатывались по ее палубе. И тогда Платонову приходилось вцепляться в поручни. Пару раз Мефодия срывало с места, и если бы не страховочный трос, он наверняка остался бы за бортом. Вот это – самое страшное в путешествии яхтсмена-одиночки. Некому будет крикнуть: «Человек за бортом!» Некому бросить спасательный круг. Никто не передаст в эфир сигнал бедствия. Барахтаясь в воде, несчастный увидит, как стремительно уносится яхта, как она исчезает среди водяных валов. И почти никакой надежды на спасение.
Диск заходящего солнца клонился к западу и лишь угадывался сквозь густо рассеянные над океаном штормовые брызги. Именно на него и ориентировался Платонов, управляя яхтой. Яхтсмен чем-то напоминал звонаря на колокольне: так же стремительно перебрасывал из руки в руку канаты, кое-где помогал себе ногой. Парус послушно ловил стремительный ветер, который грозил уложить судно набок. Но парус и руль в умелых руках морского волка превращали разрушительную силу ветра в скорость. «Помор», меняя галсы, шел к западу. Мефодий уже почти не чувствовал пальцев от усталости, болели плечи, спина. Толстые перчатки помогали мало – стоило зазеваться, и сорвавшийся шершавый канат моментально бы содрал их вместе с кожей. Платонов не мог себе позволить расслабиться даже на несколько секунд. В любой момент предоставленная сама себе яхта с поднятыми парусами неминуемо опрокинулась бы. Вперед, только вперед, милю за милей преодолевая водный простор.
Ветер и не думал униматься; он гнал волну за волной, срывал, разбрызгивая пенные гребни. Мефодию некогда было смотреть на часы, сверяться с компасом и уж тем более с прибором спутниковой навигации. Как и древние мореплаватели, он ориентировался по солнцу, оно указывало ему и направление – курс, и время. Размытый световой диск уже был так низко, что временами волны закрывали его.
Как всегда случается в южных широтах, ночь наваливалась стремительно. Свет звезд не мог пробиться сквозь облака. Темнота настала такая, что, вытянув перед собой руку, нельзя было рассмотреть пальцев.
– Все, хватит гнать, – сам себе сказал Мефодий в предчувствии нескольких часов относительного, но долгожданного покоя.
Именно такие минуты и приносят настоящее счастье путешественнику. За спиной остается участок борьбы со стихией, преодоление расстояния, а ты, наперекор стихии, жив и цел. Платонов, действуя почти на ощупь, убрал паруса, надежно принайтовал их к мачте. Теперь яхта стала просто игрушкой волн. Она взлетала на гребни, скользила с них в ложбины, врезалась носом в валы. Хватаясь за поручни, замирая каждый раз, когда очередная волна перекатывалась через палубу, Мефодий подбирался к люку, ведущему в каюту. Еще раз вода окатила яхтсмена-кругосветчика с ног до головы. Яхту подхватило и понесло наверх гигантской волны. Платонов, четко определив момент, раскрыл люк, отцепил страховочный трос и, нырнув вниз, тут же захлопнул крышку, туго привернул барашки, герметизируя стык. Успел вовремя, вода вновь прокатилась по палубе, но ни одной капли не попало в каюту.
«Помора» бросало из стороны в сторону, тисовый пол ходил под ногами ходуном. Но для опытного морского волка передвигаться по судну во время качки такое же обычное дело, как для рядового горожанина лавировать в толпе на людной улице. Не слишком удобно, но привычно. Да и тесновато тут было, всегда найдешь, во что упереться руками. Мягко загорелся свет. Энергосберегающие неяркие лампочки вспыхнули у изголовья кровати. Электричество приходилось экономить, ведь генератора на яхте не было, и аккумуляторы подзаряжались от солнечного света. Каюта была скомпонована чрезвычайно экономно. В узкое пространство корабельщикам удалось втиснуть и кухню со столовой, и спальню, и рабочие помещения, и даже «удобства». Только находясь здесь, Платонов мог позволить себе непродолжительный отдых. Судно взмывало и проваливалось среди водяных валов, наклонялось. Поскрипывали, потрескивали шпангоуты и обшивка. Снаружи свирепствовала стихия. Но эти тревожные звуки и другие проявления бури, казалось, совсем не тревожили опытного яхтсмена. Мефодий, упершись ногами в стойку, устроился за столиком. Разогревать еду в таких погодных условиях не лучшая идея. Ведь перевернутая спиртовка может наделать бед. Пожар в открытом океане одно из самых страшных испытаний.
Пришлось Платонову довольствоваться холодными консервами и запаянным в полиэтилен галетным хлебом. Запивал он томатным соком прямо из горлышка пластиковой бутылки. Мало того, что стакан не устоял бы при такой качке на столе, даже зажми его в руках, все содержимое расплещется по каюте.
Как всех, кому подолгу приходится находиться в одиночестве, Платонова окружали скромные напоминания о доме, о прошлом. Перекусывая, он рассматривал фотографии, прикрепленные к деревянной панели под самым потолком. Молодая женщина грустно смотрела на своего возлюбленного с цветной фотокарточки – рассталась она с Платоновым еще два года тому назад. А вот новой подруги жизни яхтсмен так и не нашел. Где-то она теперь? Вспоминает ли о нем? Мефодий вздохнул. Он-то помнил, как хорошо им было вместе, когда он возвращался в родной город. Но проходила всего пара недель отпуска, и вот он уже задумывал очередное грандиозное путешествие, которое требовало от него не только мужества в океане, но и поиска спонсоров, подготовки, оформления документов. Не каждая женщина способна всю жизнь любить мужчину, глядя на его фотографию. Портрет родителей, которых уже давно не было на этом свете, висел ближе к узкой койке. Платонов специально брал в путешествие не копию, а оригинал – пожелтевшую от времени карточку, сделанную пару десятков лет тому назад фотографом в райцентре. Родители до самой смерти безвылазно прожили в провинции. Если не считать трехгодичную службу отца рядовым матросом на Балтфлоте. И вот теперь сын словно отдавал им долг, и отец и мать находились вместе с ним в кругосветном путешествии.
Еще один грустный вздох. Ведь в знаменитое Нахимовское училище Платонов решился поступать, когда остался круглым сиротой. Выбор между Суворовским и Нахимовским предопределили рассказы покойного отца о море. Хоть и служил он на базе обеспечения в Балтийске. На палубу корабля ступал, лишь когда тот стоял у стенки. Учеба в Нахимовском определила всю дальнейшую судьбу Мефодия Платонова. Хорошие ему попались командиры-преподаватели и друзья-однокашники. Он словно бы вновь обрел там семью.
Взгляд яхтсмена скользнул по ряду фотографий и потеплел. На черно-белом любительском снимке был он сам в нахимовской форме, рядом стоял залихватски улыбающийся Виталий Саблин. Эти дни, проведенные в плавании на учебном паруснике, Мефодий знал это точно, ему никогда не забыть. Умирать придет время, вспомнит. А было-то им тогда всего по пятнадцать годков. И все у них еще было впереди. Годы службы развели их в разные концы страны: Саблина – в Балтфлот, Платонова – в Черноморский. Переписывались, по праздникам звонили друг другу. Ну а потом из-за травмы Мефодия отправили в отставку. И именно Виталий Саблин потратил свой драгоценный отпуск на то, чтобы приехать к другу по Нахимовскому училищу, поддержать его в трудную минуту. А ведь не каждый морской офицер выдерживает, когда его раньше времени списывают на берег. Многие спиваются. А вот Саблин помог другу выстоять, заставил поверить, что все теперь у Платонова только начинается. Как сказал Виталик, так и случилось. Это Саблин дал ему мечту.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
