посетителей.
— Скажи, пожалуйста, какое число среди всех наибольшее? — начал «экзамен» директор.
— Такого числа нет! Если вы назовете какое-нибудь число, то стоит прибавить к нему единицу, и оно станет еще большим.
— Сколько в году дней, часов?
— 365 дней, или 8760 часов, — улыбаясь, ответил Виктор.
— А что ты можешь рассказать нам из истории?
— Какой именно? Ведь истории бывают разные: есть история Земли, история развития животных, история человечества. Мой папа говорит, что в будущем наука создаст самую интересную историю: историю Вселенной.
Разговор с мальчиком заинтересовал всех присутствовавших. Директор гимназии опять спросил:
— Может быть, ты скажешь нам, на чем держится Земля, во сколько раз она больше или меньше Солнца и как далеко находятся они друг от друга?
— Земля ни на чем не держится. А Солнце в миллион раз больше Земли. Оно находится от нас на расстоянии сто пятьдесят миллионов километров. Потому и кажется таким маленьким.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил изумленный директор. Потом добавил, обращаясь к отцу:
— У мальчика редкая ясность мысли, самостоятельность и необычайная самобытность суждений, большая восприимчивость, я бы сказал — дерзновенность. Эти исключительные данные говорят о его большом будущем.
О посещении гимназии рассказывали дома оба. Отец видел в оценке опытного педагога, директора гимназии, торжество своей «системы». Виктор говорил обо всем без удивления. А мать обратила внимание обоих на то, что нельзя так дерзко разговаривать со старшими, и укоризненно посмотрела на отца. Амазасп вздохнул, но доброе настроение не покидало его весь день.
Великая Октябрьская революция в корне изменила жизнь и семьи Амбарцумянов. «Осколки разбитого вдребезги прошлого», в том числе реакционная часть профессуры Петербургского университета, прибыли в Тифлис. Амазасп Амбарцумян то и дело встречал своих бывших учителей. Это были в основном люди, плывшие по жизни без руля и ветрил. До поры до времени они думали задержаться в Закавказье. Выжидали: куда направиться в будущем — в Петербург, если победит контрреволюция, или за границу, если победит революция.
В 1918 году объединенные силы контрреволюции и иностранных интервентов начали бесчинствовать в Закавказье: меньшевики — в Грузии, дашнаки — в Армении, мусаватисты — в Азербайджане. В Тифлисе меньшевики старались сохранить все так, как было «в старое время». Никаких покушений на частную собственность! Религия? Этот вопрос будет рассмотрен позднее. Народное образование? В этой области оставалось пока все по-прежнему.
Виктор Амбарцумян весной 1918 года перешел в третий класс мужской гимназии. Школа выполняла свою общеобразовательную задачу. В младших классах, где еще не было общественных наук, пагубное влияние меньшевистского режима сказывалось слабо и полностью нейтрализовывалось атмосферой, царившей в семье Амбарцумянов.
Отец продолжал совершенствовать свою «систему». Он пришел к выводу, что 1918 год становится решающим в умственном развитии Виктора и Гоар.
В самом деле, интерес мальчика к математике был ярко выражен.
— Знаешь, папа, — не раз говорил Виктор, закрыв глаза, — я могу производить вычисления. И как они, эти числа, удобны. Как угодно можно ими варьировать!
— Да, мой милый! — отвечал отец. — Математика — удивительная вещь. Возможности преобразования цифр бесконечны.
Вскоре на полке у Виктора появились новые книги: сочинение Камиля Фламмариона, две брошюры о Марсе, «Система мира» Лапласа, «Каталог неба» Покровского, «Луна» Джорджа Дарвина, «Солнце» Стратона и «Солнце» Анджело Секки.
Мальчик углубился в чтение. Временами он обращался к отцу с вопросами.
— Не правда ли, Секки был замечательным ученым? Он подробно исследовал солнечные пятна. А вот Джордж Дарвин (сын Чарлза Дарвина. — Авт.) придерживался теории эволюции. Он обосновал теорию развития Луны. Разве нельзя это применить к Солнцу и звездам? Что ты, папа, смеешься? Разве я сказал что-нибудь не так?
Зная о математических наклонностях Виктора, его сверстники частенько обращались к нему за помощью. Это не мешало, однако, стычкам — обычным в мальчишеской среде.
Заметив однажды потасовку во дворе, Рипсиме Сааковна привела Виктора домой поцарапанного и растрепанного.
— Кто затеял драку? Из-за чего? — допытывалась мать.
— Гоги и Гурген стали спорить со мной из-за марки. Я говорил, что марка австралийская, а они говорят, что австрийская.
— Из-за этого и началась потасовка?
— Нет, сначала мы долго спорили, а уж потом…
Разные были поводы, но чаще всего причиной споров становились марки. И неспроста. Интерес к коллекционированию привил отец. У Виктора была большая коллекция. Ребята любили ее рассматривать, но не все это делали бережно. Неаккуратным попадало.
Весной 1919 года Виктор перешел в четвертый класс гимназии. Друзья иногда упрекали Амазаспа в чрезмерной нагрузке Виктора. Как-то в ответ на подобный упрек он показал им тетради сочинений одиннадцатилетнего сына. Одно было озаглавлено «Новый шестнадцатилетний период солнечных пятен», второе — «Описание туманностей в связи с гипотезой о происхождении мира» и подзаголовки: «Различные формы туманностей», «Состав и спектроскопическое исследование туманностей», «Образование миров». Формулы, специальная терминология и обозначения…
— Это непостижимо! — удивлялись друзья.
Но и сам Амазасп не всегда был уверен в своей методике воспитания. В его дневнике есть такие записи:
«Почему бы не усомниться в вопросе воспитания Виктора?.. Ведь я ломаю установившиеся педагогические нормы, чрезмерно нагружаю сына». И далее: «К черту сомнения. Виктор пока словно глина влажная, надо, не теряя времени, обработать его на гончарном круге интенсивных научных занятий и трудностях жизни.
Я решил по окончании гимназии отправить Виктора в Петроград».
Тревожные события межнациональной вражды окутали Закавказье мрачной пеленой. Снова кипели страсти в кафе «Чашка чая». В разгар спора к столику, у которого сидели армянские писатели, адвокаты (среди них был и Амазасп Асатурович), музыканты, подошел Ованес Туманян.
Туманян слушал речи присутствующих — некоторые из них возлагали наивные надежды на участников Антанты, — потом вспыхнул:
— Ради собственных интересов империалисты готовы потопить мир в крови. Не они ли, разглагольствуя о самоопределении народов, о хартиях свободы, о гуманности и братстве, энергично участвовали в организации интервенции в Россию, разрабатывали планы расчленения русского государства? Нет, друзья! Этим обещаниям и декларациям я не верю. Нашим спасителем всегда был и остается русский народ. Да это и понятно. Мы срослись с ним душою. Наша культура братски связана с русской культурой. Нашу многовековую культуру питали Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Лев Толстой. И нашими избавителями могут стать только русские люди, великое русское государство. Некоторые из вас с иронией относятся к большевикам, к Советской России. Но это великое заблуждение! Та же самая Советская власть, которая избавила русский народ от царской тирании, избавит и нас. Думайте, как хотите! Но я уповаю именно на большевиков.
Присутствующие внимательно слушали вдохновенную речь поэта. В 1919 году в Тифлисе — столице меньшевистской Грузии она прозвучала очень смело.
Амазасп Амбарцумян
