к себе, как обычно.
Вот радость-то! Стивен с готовностью ухватился за возможность досидеть до одиннадцати часов. Вечером по пути наверх он заглянул в библиотеку и увидел, что жаровня, которая прежде всегда стояла в углу, на этот раз оказалась передвинутой к камину. На столе стояла позолоченная чаша с красным вином, рядом с ней лежали какие-то исписанные листы бумаги. Мистер Эбни сыпал в чашу порошок из круглой серебряной коробочки. Стивена он не заметил.
Ветер стих, стояла тихая ночь, светила полная луна. Примерно в десять часов Стивен стоял у открытого окна и глядел наружу. Несмотря на кажущееся спокойствие ночи, загадочные жители далеких, залитых лунным светом лесов до сих пор не обрели покой. Время от времени от озера доносились странные вопли затерянных и отчаявшихся бродяг. Возможно, это кричала сова или какая-нибудь водяная птица; правда, звук этот не очень напоминал их крики. Кажется, они приближались. Вот они уже звучат у ближнего берега озера. Еще несколько секунд, и они плывут над кустарником. Потом все стихло. Но, как только Стивен решил закрыть окно и продолжить чтение «Робинзона Крузо», он увидел, что на усыпанной гравием дороге, что тянулась по парку вдоль дома, стоят две фигуры – мальчик и девочка. Они стояли рядышком и глядели на окна. Девочка почему-то сильно напомнила ему фигуру из его сна. Мальчик же вызвал у него безумное чувство страха.
В то время как девочка просто стояла, чуть улыбаясь и прижав руки к сердцу, мальчик – тощий, с черными волосами и в тряпье – простирал в воздух руки, словно угрожая. Одновременно этот жест выражал неутомимый голод и тоску. Эти почти бесцветные руки освещала луна, и Стивен заметил ужасающе длинные ногти, сквозь которые просвечивал свет. Простиравший руки мальчик представлял собой устрашающее зрелище. На левой части его груди зияла черная дыра; и мозг – не уши – Стивена пронзили голодные и одинокие крики, которые прежде звучали в Асуорбийском лесу. Еще секунда, и кошмарная парочка быстро и бесшумно двинулась в путь по сухому гравию и исчезла из вида.
Несмотря на безумный страх, Стивен решил взять свечу и спуститься в кабинет мистера Эбни: час назначенного свидания приближался. Кабинет, или библиотека, находился недалеко от парадного зала, и Стивену, подстегиваемому ужасом, не потребовалось много времени, чтобы добраться туда. Но войти внутрь оказалось нелегким занятием. Дверь была не заперта – в этом он не сомневался, – ключ, как обычно, торчал снаружи. Он несколько раз постучал, но никто ему не ответил. Мистер Эбни был занят: он разговаривал. Что такое! Кажется, он кричит? И почему крик его переходит в хрип? Неужели и он увидел таинственных деток? Но вот все стихло, и под неистовыми толчками Стивена дверь наконец подалась.
На столе в кабинете мистера Эбни Стивен Эллиот нашел кое-какие бумаги, в которых он обнаружил объяснение происшедшему, когда стал постарше и смог понять суть написанного. Ниже приводится самая важная часть текста:
Повсеместно древние – в чьей мудрости в подобных вопросах я настолько убедился, что доверяю и этому утверждению, – верили в то, что при определенной процедуре, каковая в наше время может показаться варварской, человек в состоянии достичь необыкновенной власти над духами. Например, поглощая личности некоторого количества своих друзей, особь может приобрести полную власть над духами, что управляют силами нашей Вселенной.
Маг Симон утверждал, что умеет летать по воздуху, становиться невидимым или же принимать любую форму, какую только пожелает, посредством души мальчика, которого, если употреблять клеветническое слово, приведенное автором «Признаний Клементины», он «убил». Более того, в работах Гермеса Трисмегиста я нашел еще более убедительные доказательства того, что подобного результата возможно достичь быстрее, если поглотить сердце не менее трех человеческих существ, возрастом до двадцати одного года.
Чтобы удостовериться в правдивости данного рецепта, последние двадцать лет я употребил, выбирая для своего эксперимента corpora villa[10] – таких людей, отсутствие которых не нанесет урон обществу.
На первой стадии своего опыта я изъял Фебу Стэнли – девочку цыганского происхождения – 24 марта 1792 года. На второй стадии – бродячего итальянца, Джованни Паоли, ночью 22 марта 1805 года. Заключительной «жертвой» – употребление подобного слова совершенно несовместимо с моими убеждениями – станет мой кузен, Стивен Эллиот. Это совершится 24 марта 1812 года.
Лучший способ достичь желаемого поглощения – это вынуть сердце из живого объекта, сжечь сердце дотла и смешать пепел с пинтой красного вина, предпочтительно портвейна.
Останки первых двух, по крайней мере, было легко спрятать, для этого вполне подошли заброшенная ванная и винный погреб.
Несколько досаждают души объектов, которые на обычном языке удостоены именем «привидения». Но человек философского склада ума – лишь такому подвластен подобный эксперимент – мало придает значения жалким попыткам этих существ ему отомстить.
С глубочайшим удовлетворением я намереваюсь расширить границы своего существования в том случае, если эксперимент завершится успешно. Я не только окажусь вне досягаемости человеческой справедливости (так называемой), но и вне самой смерти.
Мистера Эбни нашли сидящим на стуле, с откинутой назад головой.
На его лице отпечаталось выражение бешенства, страха и смертельной боли. Слева на груди зияла ужасная рваная рана, открывающая сердце. Крови на руках не было, длинный нож, лежащий на столе, был абсолютно чистым. Подобные раны могла нанести дикая кошка. Окно в кабинете стояло открытым, и, по заключению коронера, мистер Эбни погиб в результате нападения какого-то дикого животного.
Но, изучив бумаги, часть которых я процитировал, Стефен Эллиот пришел к совершенно иному заключению.
Меццо-тинто[11]
Насколько я помню, я уже рассказывал вам о приключениях, которые выпали на долю моего друга Деннистоуна во время поисков предметов искусства для музея в Кембридже.
Для печати он предоставил довольно скудный отчет; но многим его друзьям было, разумеется, известно о его злоключениях. Среди них был и джентльмен, который в то время возглавлял музей искусств в другом университете. Поэтому неудивительно, что вся эта история произвела неизгладимое впечатление на человека, чья профессия совпадала с родом занятий Деннистоуна. Вот почему он стремился выяснить все детали этого столь невероятного дела и, конечно, полагал, что самому ему вряд ли представится случай пережить подобное. Тем не менее мысль, что приобретать старинные рукописи – а этим занималась Шелбернанская библиотека – ему не требуется, некоторым образом успокаивала его. Пусть начальство, если хочет, обшаривает темные закоулки Европы. Ему было вполне достаточно того, что в то время он обязан был
