Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
на Алке по официальным папуасским правилам и обрядам, все её родные и прочие братья, сёстры, дядьки-тётки, племянники могут припереться в любое время ко мне в гости и на полную катушку пользоваться моим гостеприимством, а если плохо встречу, то есть стол будет скудным, ещё и жадным жлобом ославят. Наслышан о подобных особенностях родственных отношений. Тивори, один из двух оболтусов, делающих вид, что учатся гончарному делу у Понапе, постоянно, появляясь после выходны… тьфу ты, двух-трёхдневной отлучки, жаловался на скупую родню: типа, придёшь в гости повеселиться, в общем, пожрать, а тебе вместо свинины под специями – печёного баки (смешно, но в таком контексте упоминание этого слегка вытянутого корнеплода у папуасов имеет то же значение, что и «хрен тебе» у русских). Да и вмешательства в семейную жизнь со стороны потенциальной родни, которой тут полдеревни, тоже чего-то не хочется. Так-то родственники Алиу могут предъявить мне что-либо, если бы я её побил. А в случае официальной регистрации отношений у нашего шамана, сразу нашлось бы немало желающих поучить жизни молодожёнов. Потому меня вполне устраивало нынешнее состояние, когда Алка делила время между моей полухолостяцкой хижиной и жилищем своего многочисленного семейства.
Вот и сейчас, столкнувшись в очередной раз с моим неприятием её попыток обустроить совместный быт, моя подруга перешла к своим семейным радостям и горестям. Вторых было больше. Например, умер после недели жара и поноса с рвотой её двоюродный брат, спокойный карапуз, ещё не удостоившийся имени. Я помрачнел ещё больше. Она, заметив это, съёжилась и готова была забиться в угол.
– Плохо, – сказал я, – когда дети умирают.
– Плохо, – согласилась Алиу, обрадованная, что, оказывается, я не на неё за что-то осерчал, а огорчился из-за гибели мелкого.
Ну да: малолетний кузен ещё и имени не получил, да и вообще – умер уже, а Ралинга – коллега по работе и просто хороший человек (настолько хороший, что даже затрещины не отвесит, когда злится).
– Ралинга, – произнесла она после недолгого молчания, – староста говорит, что надо кому-то идти в Мужской дом.
– Зачем?
– Учить делать посуду.
Понятно, значит, показывать мастер-класс по керамике молодым павианам (иначе я обитателей Мужского дома про себя и не называл). И этим «кто-то» буду я. Алка отпадает, потому что женщин тамошняя публика воспринимает только как нечто, что можно трахнуть. Исключение делалось лишь для нескольких старух, не имеющих в глазах страдающих сперматоксикозом подростков сексуальной привлекательности в силу возраста и склочности характера. И которые поэтому могли безбоязненно преподавать молодняку те или иные премудрости.
Невысокий и щуплый Понапе, чья хромота служила предметом насмешек со стороны небитых жизнью молодых дебилоидов, тоже не годился на роль учителя столь сложной с точки зрения педагогики аудитории. Так что оставался Ралинга. Моё сонайское происхождение и массо-габаритные характеристики, превышающие туземные, позволяли надеяться, что я буду пользоваться авторитетом, достаточным для поддержания дисциплины на должном уровне. Удобная палка, вырезанная полгода назад, стоит в углу: пусть я со своим метром семьдесят шесть заметно крупнее большинства местных, а моё тело в неплохой физической форме благодаря постоянному пешему передвижению (от хижины до гончарных печей с полкилометра будет точно, плюс походы за сырьём и минералогические экспедиции), работе в поле и вымешиванию глины вручную, но всё-таки надёжнее подкрепить всё это дрыном – непременным спутником каменно-векового педагога.
– А почему нужно идти в Мужской дом? – для порядка спросил я. – Пусть сами приходят к печам.
– Так дождь же, – ответила подруга.
Дождь так дождь.
Я сейчас больше думал об умершем от поноса Алкином кузене. Смертность среди детей была просто чудовищная, и местных такое положение дел не сильно беспокоило: иногда складывалось такое впечатление, что им проще нового сделать, чем заболевшего выходить – раз духи захотели уморить не получившего имени сопляка, такова его судьба.
В общем-то, мрут дети и постарше, подростки, и взрослые – от желудочно-кишечных инфекций; от ран, зачастую совершенно пустяковых, потому как об антисептике никто понятия не имеет, от каких-то неведомых болезней. Острых отравлений деревянной дубинкой по голове или каменным ножом в печень тоже никто не отменял, например, меньше месяца назад парочка горячих папуасских парней умудрилась уконтропупить друг друга из-за девки. Причём народ, большей частью, радовался, что одновременная гибель фигурантов избавила родню с обеих сторон от очередной вендетты – при местной системе родства, когда за каждым стоит не один десяток суровых мужиков, обещавшей быть длинной и кровавой.
А нашему старосте в таком случае пришлось бы выбирать – или карать убийцу (а за убийство наказать можно только убийством – строго здесь), рискуя вызвать ненависть со стороны родни наказанного, или же смотреть, как подотчётный ему контингент режет друг друга. Не угадаешь, что хуже. В первом случае есть вероятность и на удар дубинкой в укромном месте нарваться, и потерять часть свиты из числа родни убийцы. Во втором – дождаться того, что одна половина деревни будет резать вторую. В том числе и свитские, тоже приходящиеся роднёй той или иной стороне. Так можно доиграться или до лишения власти (поскольку подобный бардак народ терпеть долго не будет, даром что сами же его и устроили), или до той же дубинки по голове – только уже в открытую, поскольку охрана занята будет разборками между собой. Что ни говори, вредная всё же работа у местного начальства.
Обычно умные туземцы, доведись им прибить кого-нибудь из односельчан, чтобы не втравливать родню в кровавые разборки, сразу пускаются в бега: в таком случае семья потерпевшего, согласно местным адатам, имеет право отправить по Тропе духов близкого родственника убийцы, но чаще всего здесь уже власти старосты хватает, чтобы пресечь резьбу по кости и мясу. Да и родня с обеих сторон, как правило, понимает прекрасно, что от раздувания конфликта хуже будет всем, а мстить следует непосредственному виновнику.
Другой вопрос, что молодняк, чаще всего и творящий такие дела, думать головой не умеет. Но, как правило, родственники ухитряются объяснить «мокрушникам» правильную линию поведения. А там уж как повезёт: если на новом месте беглеца не убьют сразу же (что не редкость, ибо дикари-с), то кто прибивается к свите того или иного вождя, кто спокойно живёт, с возрастом теряя молодую дурь, ну а особо буйных всё-таки успокаивают обычным для этих мест способом новые соседи…
Алка между тем успела развести под навесом снаружи костерок и теперь тушила в горшке клубни коя, добавив туда щепотку горьковатой морской соли и травки для запаха и вкуса. Дождь почти прекратился. Я выбрался из хижины, привлечённый ароматом. Моя папуаска сидела и что-то
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
