— Для подростка ты рассуждаешь весьма здраво, — похвалил я.
И чего они меня пугали?..
— Пойми меня правильно, Зебрина: конечно, тебе ХОЧЕТСЯ казаться старше, чем ты есть. Зрелой, умудрённой опытом женщиной. И ты ОБЯЗАТЕЛЬНО ею станешь — когда-нибудь. А пока... Наслаждайся своей детской вседозволенностью. Поверь: это большое счастье, когда мама с папой любят тебя настолько, что готовы достать луну жареную с неба.
— Э... Спутник планеты. Небесное тело. Ну, как Задница, только не такой горячий.
— Ладно, прекрати распинаться. Метафору я уловила.
За таким вежливым, ни к чему не обязывающим разговором, мы добрались до верхнего пролёта лестницы — этажей десять высотного дома, по моим прикидкам.
— Ну вот и солярий, — повела рукой Зебрина. — Наслаждайся.
— Ух ты, — только и мог сказать я. — Ух ты.
Помещение было громадным. Вероятно, оно занимало весь верхний этаж какой-то башни, потому что было круглым. Вместо потолка его накрывал купол из прозрачного, с лёгким серым отливом стекла — без швов, просто огромный стеклянный пузырь. В моём мире таких технологий точно нет.
В центре зала располагался бассейн, или фонтан — вода в нём по традиции была багровая — я так думаю, это из-за неба.
На самом деле, вода бесцветная, правильно? На Земле неповторимый бирюзовый оттенок ей придаёт небо, голубое и бездонное, как глаза Ариэль... А здесь оттенок глаз бешеного быка небу придаёт Зрачок Люцифера, а значит, вода и другие прозрачные субстанции приобретают багровый отлив.
На самом деле, к этому можно привыкнуть. Ну, почти. Особенно, если не видеть родную планету во сне...
Вокруг бассейна с багровой водой было расставлено несколько кресел и шезлонгов, на специальных полочках лежали толстые стопки пушистых полотенец — как на дорогом курорте в Турции, который я видел в рекламном буклете.
И я уже собирался — по совету Зебрины — расслабиться и плюхнуться в одно из кресел, когда прямо из центра бассейна показалась огромная и страшная голова...
Глава 4
Голова вспучилась из воды гигантским пузырём — словно там, в глубине, неожиданно пукнул исполин.
От неожиданности я подпрыгнул, а потом попытался отскочить подальше — из бассейна во все стороны полетели тучи брызг.
Пол мгновенно намок, и конечно же, я поскользнулся. Грохнулся на пятую точку и покатился — словно пол вдруг наклонился, и стал горкой.
Затормозить удалось у самого края бассейна — уперевшись ногами в бортик. Перевёл дух, и взглянув на торчащую из воды голову, решил, что подняться на ноги будет вполне безопасно.
Из-за спины всё это время доносилось здоровое жеребячье ржание. Как любого ребёнка, Зебрину страшно веселили страдания ближнего.
— Внимание! — вдруг, перекрывая все остальные звуки, взревела голова. На вид она была лысой и круглой, как бильярдный шар, с острыми тонкими ушами и бородой старика Хоттабыча. — Опасность! Опасность! Всем в укрытие! Атака начнётся через три... две... одну...
— Что здесь происходит? — рядом с бассейном материализовалась донья Карлотта. — Зебби! Ты опять шалишь?
— Вовсе нет, мамочка, — вредная девчонка выглядела, как сама невинность. Словно не она минуту назад ржала над моими страданиями. — Это всё Нигредо. Вылез ни с того ни с сего из бассейна, и...
— Нигредо! — прервала дочь донья Карлотта. — В чём дело?
— Опасность миновала, — с готовностью ответила голова. — Нападение предотвращено.
И с этими словами голова скрылась — точнее, растворилась, в воде.
— Что это было? — я был жалок. Попробуйте выглядеть импозантно в мокрых штанах...
— Приношу извинения от имени замка и всех его обитателей, — церемонно сказала донья Карлотта. Смотрела она в это время на Зебрину — и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
— Да, спасибо. Всё в порядке... — рассеянно отмахнулся я. — Но... Что ЭТО было? — и я самым невежливым образом ткнул пальцем в бассейн.
— Это дух-хранитель замка Влахерна, — отмахнулась Зебрина. — Его зовут Нигредо. Как ты понимаешь, он — ровесник этих стен. Нигредо призвали и закляли охранять это место в тот момент, когда был заложен первый камень фундамента. Ну вот, старичок иногда и глючит... Понимаешь? Ему чудится, что на замок напали враги, и надо немедленно дать отпор.
— Вот как, — я безуспешно пытался отлепить штанины от ног. — Круто, круто, круто...
— Разрешите мне.
И без дальнейших объяснений донья Карлотта, опустившись передо мной на колени, приложила обе ладони к ноге — спереди и сзади. А потом провела сверху вниз... Я почувствовал мгновенное тепло, и штанина стала сухой. За ней — вторая.
А ещё на них появились острые, как бритва, стрелки.
— Спасибо, — поблагодарил я, помогая донье Карлотте подняться. — Не представляете, как вы меня выручили.
— Не злитесь на Зебрину, — тихонько шепнула та. — В сущности, она всё ещё ребёнок.
— Так и знал, что это её проделки, — шепнул я в ответ. — Милая девочка, ничего не скажешь.
— Отчасти вы правы, — донья Карлотта направилась к выходу из солярия, держа меня под руку. Она старалась держаться между мной и Зебриной — это я заметил сразу, к таким вещам в Сан-Инферно быстро возникает привычка. — Но отчасти... Видите ли, Нигредо — очень щепетильный и старательный дух. И ни в коем случае не стал бы вас пугать, если бы этого можно было избежать.
— Но...
— Идёмте обедать, — мило улыбнувшись, она похлопала меня по руке и принялась изящно спускаться по лестнице, одной рукой поддерживая подол платья.
Зебрина тащилась следом, что-то недовольно бормоча себе под нос. И я решился.
— Донья Карлотта! Я вижу, что вы искренне любите свою дочь.
Я старался тщательно подбирать слова. Не только потому, чтобы не обидеть хозяйку дома. Донья Карлотта мне действительно нравилась. Её спокойная уверенность, манера держать себя, в конце концов, её красота — зрелая и спокойная, и в то же время таящая в себе неизведанные глубины... Впрочем, на эту территорию я заходить даже не думал. Просто оценил, как мужчина — и на этом всё. Честно-честно.
— Любой родитель любит своего ребёнка, — удивлённо подняла брови хозяйка замка. — Я бы сказала — беззаветно.
— Не знаю, не имел чести испытать это на себе... — мои мысли вдруг разбежались. Тема о родителях неожиданно направила разговор совершенно не в то русло... — Я сирота. Точнее, меня вырастила бабушка. Ни матери, ни отца я совсем не знал.
— Как это печально, — посочувствовала донья Карлотта.
— Да нет, нисколько, — я попытался улыбнуться. — Если верить моим друзьям, жизнь начинается только тогда, когда предки сваливают на дачу. Я, как сирота, мог кайфовать непрерывно.
