Это значит, что ты ненормальный. Одна только угроза стала спусковым крючком, и у меня почти за ночь развилось заикание. Мой поток мыслей и речи был забит стрессом и тревогой, и хуже всего это проявлялось в школе.
Представьте себе, что вы единственный чернокожий ребенок в классе, во всей школе, и ежедневно терпите унижение от того, что вы еще и самый тупой. Мне казалось, что все, что я пытаюсь сделать или сказать, неправильно, и это доходило до того, что вместо того, чтобы откликаться и скакать, как поцарапанный винил, когда учитель называл мое имя, я часто предпочитал молчать. Все дело было в том, чтобы ограничить воздействие, чтобы сохранить лицо.
Мисс Ди даже не пыталась сопереживать. Она сразу перешла к разочарованию и выплеснула его, накричав на меня, иногда наклонившись, положив руку на спинку моего стула, ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Она и не подозревала, какой ящик Пандоры она открыла. Когда-то школа была тихой гаванью, единственным местом, где я знала, что меня не обидят, но в Индиане она превратилась в мою камеру пыток.
Мисс Ди хотела забрать меня из своего класса, и администрация поддерживала ее, пока моя мама не стала бороться за меня. Директор согласилась оставить меня в школе, если моя мама будет вовремя записываться к логопеду и ходить на групповую терапию к местному психиатру, которого они рекомендовали.
Кабинет психолога примыкал к больнице, то есть именно к тому месту, где вы хотели бы его разместить, если бы пытались заставить маленького ребенка сомневаться в себе. Это было похоже на плохой фильм. Психолог расставил семь стульев полукругом вокруг себя, но некоторые дети не хотели или не могли сидеть спокойно. Один ребенок надел шлем и несколько раз ударился головой о стену. Другой ребенок встал, пока доктор произносил речь, прошел в дальний угол комнаты и помочился в мусорное ведро. Парень, сидевший рядом со мной, был самым нормальным человеком в группе, и он поджег свой собственный дом! Помню, как в первый день я смотрел на психиатра и думал: "Мне здесь не место".
Этот опыт поднял мою социальную тревогу на несколько ступеней. Мое заикание вышло из-под контроля. У меня начали выпадать волосы, а на смуглой коже появились белые пятна. Врач поставил мне диагноз СДВГ и прописал Риталин, но мои проблемы были сложнее.
Я страдала от токсичного стресса.
Доказано, что физическое и эмоциональное насилие, которому я подвергался, имеет целый ряд побочных эффектов для маленьких детей, потому что в первые годы жизни мозг растет и развивается так быстро. Если в эти годы ваш отец - злой человек, решительно настроенный уничтожить всех в своем доме, стресс возрастает, и когда эти скачки происходят достаточно часто, вы можете провести линию через пики. Это и есть ваш новый базовый уровень. Это переводит детей в постоянный режим "борьбы или бегства". Бой или бегство может быть отличным инструментом, когда вы в опасности, потому что он заряжает вас на борьбу или бегство от неприятностей, но это не способ жить.
Я не из тех, кто пытается объяснить все с помощью науки, но факты есть факты. Я читал, что некоторые педиатры считают, что токсический стресс наносит детям больше вреда, чем полиомиелит или менингит. Я не понаслышке знаю, что он приводит к неспособности к обучению и социальной тревожности, потому что, по словам врачей, он ограничивает развитие языка и памяти, из-за чего даже самому одаренному ученику трудно вспомнить то, что он уже выучил. Если смотреть в долгосрочной перспективе, то когда такие дети, как я, вырастают, у них повышается риск развития клинической депрессии, сердечно-сосудистых заболеваний, ожирения и рака, не говоря уже о курении, алкоголизме и наркомании. У тех, кто воспитывался в жестоких семьях, вероятность быть арестованным в подростковом возрасте возрастает на 53 %. Их шансы совершить насильственное преступление во взрослом возрасте увеличиваются на 38 %. Я был ребенком с плакатом, который мы все уже слышали: "молодежь из группы риска". Не моя мать растила головореза. Посмотрите на цифры, и станет ясно: если кто и направил меня на пагубный путь, так это Труннис Гоггинс.
Я недолго пробыл на групповой терапии и не принимал риталин. Мама забрала меня после второго сеанса, и я сидела на переднем сиденье ее машины, уставившись на меня взглядом в тысячу ярдов. "Мама, я не вернусь", - сказала я. "Эти мальчики - сумасшедшие". Она согласилась.
Но я все еще был поврежденным ребенком, и, хотя существуют проверенные методы обучения и управления детьми, страдающими от токсического стресса, можно сказать, что мисс Ди не получала этих памяток. Я не могу винить ее за собственное невежество. В 1980-е годы наука не была столь ясной, как сейчас. Я знаю только, что сестра Кэтрин работала с таким же неполноценным ребенком, с которым имела дело мисс Ди, но она сохраняла высокие ожидания и не позволяла своему разочарованию захлестнуть ее. Она рассуждала так: "Слушай, все учатся по-разному, и мы выясним, как учишься ты". Она пришла к выводу, что мне нужно повторение. Чтобы научиться, мне нужно снова и снова решать одни и те же задачи разными способами, и она знала, что на это нужно время. Мисс Ди была нацелена на продуктивность. Она говорила: "Продолжай в том же духе или уходи". Тем временем я чувствовал себя загнанным в угол. Я знал, что если не покажу улучшения, то в конце концов буду отправлен в эту специальную черную дыру навсегда, поэтому нашел решение.
Я начал обманывать.
Учиться было трудно, особенно с моим испорченным мозгом, но я умел хорошо списывать. Я копировал домашние задания друзей и сканировал работы соседей во время тестов. Я даже копировал ответы на стандартных тестах, которые никак не влияли на мои оценки. И это сработало! Мои растущие баллы за тесты успокоили мисс Ди, и моей маме перестали звонить из школы. Я думал, что решил проблему, а на самом деле создавал новые, идя по пути наименьшего сопротивления. Мой механизм преодоления проблем подтвердил, что я никогда не научусь ничему в школе и никогда не догоню, что еще больше подтолкнуло меня к судьбе неудачника.
Спасением тех первых лет в Бразилии было то, что я был слишком мал, чтобы понять, с какими предрассудками мне вскоре придется столкнуться в моем новом провинциальном городке. Когда ты единственный в своем роде, тебе грозит опасность быть оттесненным на обочину, подозрительным и пренебрежительным, подвергнуться травле и жестокому обращению
