— Пожалуйста, не сердитесь на меня, но я не могу понять, каким образом такой священник мог стать вашим капелланом? Он так не соответствует ни замку, ни его обитателям!
— Вы очень деликатны в выражении своих чувств! Если бы его не привел к нам сам отец Фремие, который поехал к себе на родину в Бурбон лечиться водами, мы никогда бы его не приняли. Отец де Луна иезуит, а я никогда не любил иезуитов, но, поскольку он у нас ненадолго, возражать мы не стали. Конечно, мы предпочли бы, чтобы вас обвенчал другой священник, но народная мудрость гласит, что на безрыбье и рак рыба... Тома так стремился обрести свое счастье! И, кажется, обрел его, так что потерпите отца де Луна, пока не вернется наш славный Фремие!
— Обещаю, что потерплю... Если только он не будет требовать от меня исповедоваться каждое утро. Я не хочу, чтобы он омрачал мое счастье!
Отложив в сторону веничек, барон повернулся к Лоренце и взял ее плечи.
— Ваше счастье, — повторил он растроганно. — Какие волшебные слова слетели с ваших уст, дитя мое. Мне так отрадно их слышать! Вы в самом деле счастливы?
— Я? О да! Удивительно! Необыкновенно! Я и подумать не могла, что можно быть настолько счастливой! Тома...
— Ни слова больше!
Он расцеловал ее в обе щеки и снова взял веничек и ведерко с водой.
— А отцу де Луна повторяйте каждое утро: безгрешна! А я постараюсь узнать, долго ли еще будет наш дорогой Фремие бултыхаться в ваннах!
* * *
К великой радости всего семейства, карета господина де Беллегарда в тот же вечер доставила Тома обратно, а его рассказ всех очень заинтересовал. Мало того что король и не думал вызывать к себе молодого барона, но и посланец не числился среди курьеров государя. А господин де Беллекур вот уже две недели как уехал в свое имение в Ниверне. Сейчас посланец вынужден пользоваться гостеприимством Шатле, где с ним намерены поработать, дабы узнать побольше о нем и его хозяевах.
— Полагаю, что на моего друга д'Омона можно положиться, он сделает все, что необходимо, — произнес барон Губерт, прочитав письмо главного прево, переданное ему Тома. — Ему очень, очень не нравится эта история! Но одно несомненно: наш добрый король Генрих спас тебе жизнь, послав к нам Беллегарда в качестве посаженого отца твоей нареченной. Иначе ты непременно угодил бы в ловушку!
— Может быть, мне бы и следовало ввязаться в эту игру, взяв с собой отряд хорошо вооруженных людей, которые следовали бы за мной на разумном расстоянии.
— Не уверен, что это следовало делать. Расправиться со всадником в темноте на лесной дороге не составляет никакого труда.
— Все опасности и тревоги из-за меня, — горестно простонала Лоренца, сразу же забыв, какой счастливой чувствовала себя совсем недавно. — Если бы только я знала, кто мой враг!
Увидев ее отчаяние, Кларисса сочла необходимым вмешаться.
— Не из-за чего страдать и мучиться! Рано или поздно нам все станет известно, потому что король на нашей стороне. А сейчас думайте только о вашем счастье! И вообще вам давно пора спать! Отправляйтесь-ка к себе в спальню, ужин вам подадут туда. Для вас сейчас самое лучшее — побыть наедине!
— И мы тоже останемся наедине? — тоненько проскрипел барон, забавно подражая голосу сестры. — Мне кажется, вы, наши дорогие молодые, скоро будете считать нас двумя старыми перечницами.
— Не беспокойтесь, вам это не грозит, — весело откликнулся Тома, нежно обнимая жену за талию и увлекая ее к лестнице.
Кларисса, глядя, как быстро улетели голубки, взяла брата под руку.
— Не ворчите, дорогой. Или вам не хочется повозиться с внуками?
— Что за вопрос! А вы-то куда уходите?
— Пойду скажу Шовену, чтобы оставил поднос с ужином за дверью молодых. Хотя я уверена, что они долго не станут ее отпирать.
Графиня оказалась права! Едва затворив за собой дверь, супруги приникли друг к другу в поцелуе, и он был таким долгим и таким сладким, что у Лоренцы закружилась голова. Тогда Тома усадил жену за туалетный столик перед большим зеркалом, встал у нее за спиной и начал вынимать из высокой прически шпильки, булавки с жемчужинами и украшенные драгоценностями гребешки. Живое золото волос растеклось в его руках струящимся потоком, и он погрузил в него лицо, наслаждаясь ароматом. Высокий жесткий воротник платья Лоренцы мешал ему, и он его отстегнул, а потом принялся расстегивать и платье. Зеркало отражало их обоих, и Лоренца, поглядев на Тома, покраснела.
— Тома, — прошептала она, чувствуя и видя, как, спустив ей с плеч платье, он целует их, — а что, если я...
— Не продолжайте, мое сердечко, — шепнул он в ответ, целуя ее шею, — вы же не лишите меня радости освободить вас от одежды? Предупреждаю сразу: привыкайте к моим услугам, потому что я не намерен лишать себя такого удовольствия. И постараюсь не утомить вас однообразием, — добавил он, смеясь. — Так что думайте о чем угодно, молитесь или рассказывайте себе сказку, но не мешайте мне...
Лоренца не могла не рассмеяться, она протянула вверх руки и, запрокинув голову, притянула Тома к себе.
Глава 2
Нежеланные почести
Счастье!.. Прихотливый цветок разрастался, разворачивая все новые лепестки не только днем, но и ночью, пьяня молодых своим ароматом. К радости Тома и Лоренцы, после первого января выпало много снега, сильно похолодало, и соседние замки и деревеньки зажили маленькими островками, не сообщаясь друг с другом. В Шантийи Монморанси-младший задумал было устроить охоту на волков, но отец его высмеял.
— Я бы очень удивился, — сказал он, — если бы вы, сын мой, встретили у нас в округе хоть одного волка! Еще ваш дедушка истребил их столько, что случайно выжившие давно покинули наши негостеприимные земли, и теперь на десять лье вокруг не встретишь даже волчьего следа!
В Курси по целым дням в каминах гудел, полыхая, огонь, потому что Кларисса всегда зябла, а Губерта мучил ревматизм, хотя он никогда в этом не признавался. Чаще всего барон удалялся в свою любимую, тоже жарко натопленную, оранжерею и там смертельно скучал. Оживал он лишь во время обедов и ужинов, когда появлялись юные супруги. Они держались за руки, сияли улыбками и были так откровенно счастливы, что трудно было пенять им за их затворничество и за то, что никто на свете им больше не нужен...
Впрочем, они всегда были веселы, разговор в их присутствии сразу оживлялся, после ужина они охотно оставались поболтать в гостиной, хотя вскоре Лоренца уже нежно краснела, встречая красноречивый взор своего супруга, и они отсаживались друг от друга подальше, боясь пробегающих между ними искр. Их почтенным собеседникам не составляло труда догадаться, что влюбленные только и ждут, когда вновь окажутся друг с другом наедине.
— У меня такое впечатление, что и во время любви они хохочут, — заявил как-то барон, отважившийся среди ночи пройти босиком мимо спальни молодых и услышавший звонкий смех сына.
