наконец, покончить с официальной частью и успокоиться. Пошли.
На самом деле я была в смятении. Я давно перестала питать иллюзии на его счет. Конечно, когда-то, когда я еще не знала, что это за редкостное дерьмо, я была влюблена в этого парня, веселого беззаботного, такого, что может разрядить любою обстановку в два счета. Но с тех пор столько воды утекло, да и не похожа я на его типаж, всех этих тупоголовых дурочек вроде Дианы, Шурочки или Полины.
— Альбина, — перехватывая меня у входа в банкетный зал, вдруг серьезно и собранно произнес Игорь. — Я могу тебя попросить…
— Что? Никому не говорить? Боишься, что пострадает твоя репутация, героя и мачо, Титов? Не бойся, это не в моих интересах. И потом было бы, о чем рассказывать.
Насмешливо заключила я и первой вошла в зал.
Все это было напускным, руки мои тряслись, и когда я кивнула Федьке, мол, «начинаем», больше всего на свете мне хотелось убежать. Но зазвучала фоновая музыка и я вышла в центр зала с микрофоном во влажной руке, и начла произносить свой текст. Я усиленно старалась не смотреть в зал, но мой взгляд натыкался то на одно, то на другое недовольное лицо. Нет здесь были конечно и Эля с Олей, и Петрович, разнорабочий и девочки из бухгалтерии, с кем я более-менее ладила, но были и те, что с удовольствием поржали бы над моим провалом от души.
Я стояла посреди зала и чувствовала себя полной идиоткой, когда читала эти детские стишки, улыбаясь так что у меня со временем стало сводить скулы, а меня сверлили недовольными взглядами коллеги и подчиненные. Им бы выпить, расслабится, а не слушать весь тот бред, что одобрил Баринов. Хотелось ему, как в сказке. Режиссер не доделанный, еще и Титов сто пудов не выучил свой текст сейчас будет стоять бекать-мекать. Нет, он-то как раз не будет, он умеет импровизировать, так что бекать-мекать на его фоне буду я. Я старалась смотреть поверх голов коллег, чтобы не видеть эти уткнувшиеся в свои смартфоны головы, кривые усмешки в мою сторону и шепотки.
«Вообще, что я здесь делаю? — побежали знакомые мысли, — я давно выросла и из должности, и из организации, и из этой сферы. Я могу гораздо больше, но здесь мне этого просто не дают, нарочно или нечаянно делая меня заложником образа. Причем и Баринов, и Титов просто свои в доску, красавчики, которых обожает весь коллектив, но получаю если кто-то не работает я, и гавкаю, разумеется, на работников тоже я. Меня все здесь ненавидят, тогда почему я не уйду — вопрос».
— Так давайте его позовем, — произнесла я сигнальную фразу перед появлением Игоря.
Публика вяло проскандировала три раза «Дед Мороз». Зазвучали бодрая роковая композиция, и на сцену выскочил Федька Лыков с повязанной поверх штанов скатертью, париком из дождика на голове и оседлав какую-то швабру. Мероприятие приняло иной оборот и полетело черти куда.
Я так и застыла с открытым ртом. Как я уже говорила, в импровизации я не сильна, а он лихо проскакав на швабре и сыграв на ней, как на гитаре, упал к ногам зрителей после чего поднялся, имитируя старушечью походку и гордо представился Бабой Ягой
— Ну что красавица, пойдем?
Я не сразу поняла, что слова эти он говорит мне, отчаянно подмигивая, и сердито поинтересовалась:
— Лыков, ты что белены объелся что ли?
По прокатившемуся по залу смеху, я поняла, что сказала эти слова в микрофон.
Федька, постучав себя по лбу, словно намекая на мою интеллектуальную ограниченность, будто бы я сама уже не поняла свой косяк, старушечьим голосом произнес:
— Ох, какая странная Снегурочка, перегрелась что ли? Ну да, судя по виду, так оно и есть. Что, идешь со мной, красна девица, по-хорошему или…
— Или, — нахально заявила я, вырываясь из его хватки.
— Ну смотри, ты сама напросилась, — разозлилась «Баба Яга» и имитируя какие-то колдовские пассы руками, Федька проговорил что-то типа:
— Колдую-колдую, руками вращаю. Сердце твое в лед превращаю.
Надо же и стих сочинил. Я и не знала, что сисадмины у нас такие талантливые. После он увел меня со «сцены», сердито шепча:
— Пойдемте, Альбина Альбертовна, не хотите же вы, чтобы зрители нас в клочья разорвали.
— Титов, твоих рук дело? — напустилась я тут же на Игорешу.
— Прости Аль, — смутившись, бросил он — но мой выход и побежал на сцену.
— Не переживайте, Альбина Альбертовна, — успокаивал меня Лыков.
Дальше мне оставалось только наблюдать за происходящим.
Глава 7. Как в старой сказке
Игорь.
Одинцова! Это была, твою мать, Одинцова! Охренеть. Не будь это банальной ошибкой или подставой от Полины (я пока еще до конца не разобрался), то поступок мой по дерзости можно было сравнить разве, что с поцелуем Королевы Великобритании. Альбина же позиционировала себя таковой, не меньше. И конечно я потерял голову, как мальчишка. Смешно просто. Мечтать о такой, как Царица, все равно, что быть последним мазохистом, который тащится от того, что унижают, отчитывают и презрительно усмехаются на неплохие, в общем-то, шутки.
Нет, я, конечно, помнил и другую Одинцову, ту милашку, в свитерах с зайками, но от нее не осталось и следа, мне, кажется, это была сама большая маска в ее жизни, под которой скрывалась властная стерва. Знаете, есть такая присказка: «Дай человеку власть и узнаешь, какой он на самом деле». И Царица показала себя во всей красе.
Но, черт возьми, я целовал ее, хватал за зад. Сказать кому, так нет, это теперь нужно было сохранить в тайне, как и не дать ледышке Одинцовой растрепать о моем возможном романе с кем-то из персонала. Если этот слух дойдет до Виолетты, одним устным порицанием и лишением премии я не отделаюсь. А Альбина не такая тщеславная, чтобы решить, что я поцеловал именно ее. Пока я гонял все эти мысли в голове по кругу, Одинцова начала мероприятие и сообщить ей о «некоторых» изменениях в сценарии я не успел.
Сюжет, что сочинил Федька, мне понравился, и я был уверен в успехе. Только бы Альбина не запорола все дело. Хотя шутка: «Лыков, ты что белены объелся» народу зашла, таких промахов было нельзя допускать. По сценарию Баба Яга (Федька) заколдовала Снегурочку (Одинцову), а Дед Мороз (Я) должен был ее расколдовать. А в этом мне уже помогали другие персонажи сказки, которых мы выбирали из зрителей.
Из Баринова мы сделали елочку, а консультанты и игротехники водили
