мать и отец, которые любят меня и дрожат при мысли о том, какой опасности я подвергаюсь. Борьба требует бесстрашия и преданности. Трудящиеся должны организовываться, и тогда враги не устоят. Да здравствует коммунистическая партия — передовой отряд рабочих и крестьян! Долой полицию! Долой буржуазную армию! Долой буржуазное правительство панской Польши!
Ее поддержали.
После митинга Вера исчезла, будто растаяла в толпе. Шпик так и не смог проследить, куда направилась она.
Вскоре на базаре в городе Вельске Вера вместе с вельскими коммунистами и революционно настроенными беспартийными рабочими провела еще один митинг.
Комсомольцы Вельска организовали его охрану. Они подняли на это дело несколько десятков дюжих крестьянских парней, которые охотно поддержали комсомольцев:
— Сунутся полицаи — всыплем.
Как только начался митинг, появилась полиция.
Молодежь кольцом сжала толпу, слушавшую оратора. Юноши приготовились к защите. Вера продолжала говорить. Она призывала трудящихся Вельска к сплочению.
Словно шакалы, вцепились полицейские в рабочих и крестьянских парней. Началась свалка.
Комсомольцы Савчук, Корнилюк, Карпук возглавили боевую дружину молодежи, которая вначале потеснила полицейских. Но силы были неравные. Десятки участников митинга были схвачены и отправлены в тюрьму.
И на этот раз Вера ушла с митинга цела и невредима.
Открытые выступления перед трудящимися были только частью ее работы. Главная же обязанность состояла в том, чтобы укреплять подпольные комсомольские организации. С этой целью Хоружая объездила всю Западную Белоруссию. Была в Пинске и Новогрудке, Барановичах и Вилейке, Белостоке и Гродно, в десятках местечек и деревень.
Только приехала в Белосток — новая беда: в Пинскую городскую комсомольскую организацию пробрался провокатор — некий Грек и предает одного комсомольского активиста за другим. Не отдохнув ни дня, Вера отправилась туда, поддержать пинских комсомольцев. Оставшиеся на свободе не должны растеряться в такой трудный момент.
Она любила тихий полесский городок Пинск, любила живописную, неторопливую реку Пину, плакучие вербы на ее песчаном берегу. А еще больше любила никогда не унывающих пинских парней и девчат. Кто из них еще на свободе, а кто уже корчится в муках под пытками палачей из дефензивы?
Ехала туда, рискуя в любой момент нарваться на засаду: ведь не была уверена, что явки, которыми пользовалась прошлый раз, не провалены. Правда, с Греком она прежде не встречалась, он не знал ее связей.
Хозяйка явки встретила Веру как обычно:
— Ты прямо с вокзала? Не слышала, что говорят в городе?
— Не успела. Да и некогда было прислушиваться. У вас ведь беда?
— Да, неприятности. Этот подлец Грек многих завалил. Но не всех. Одних он не знал, другие успели скрыться.
— Кто из комитета не арестован? — спросила Вера.
— Додюк на свободе.
— Вызови его, пожалуйста.
Фамилия Додюка была знакома Вере еще по Мозырю. Знала она там парня с такой фамилией — учился в реальном. А может, совпадение?
Когда он вошел вслед за хозяйкой, Вера сразу узнала его.
— Здравствуй, земляк! — обрадованно протянула ему руку. — Вот где свиделись!
Он смотрел на нее и тоже сиял от радости — приятно встретиться с однокашницей.
Вера не стала предаваться воспоминаниям, расспрашивать Додюка, как он тут оказался. Путь молодых революционеров в той или иной степени схож. Еще в то время, в Мозыре, она знала, что Додюк из беженцев, а родом откуда-то из-под Пинска. Ничего удивительного, что он сейчас здесь.
— Ну, рассказывай, что у вас стряслось.
Села напротив, чуть склонила набок голову и приготовилась слушать. А он рассказывал, с чего начался провал, как ребята успели оповестить друг друга о беде, кто как вел себя в минуту опасности.
— Сможем собрать оставшихся на воле комсомольцев?
— Если нужно, соберем.
— Подбери подходящее место, чтобы в случае чего была возможность уйти. Назначь на пять часов вечера. Заходить по одному.
Домик, где проходило собрание, находился в глубине двора, из которого можно было выйти на две разные улицы. На опасных точках подпольщики поставили своих наблюдателей.
Вера, сидя у стола, уверенно говорила:
— Нашим ответом на провокацию и аресты должно быть усиление борьбы, сплочение наших рядов, рост числа комсомольцев. Вся молодежь Пинска должна учиться у нас мужеству, стойкости, боевитости, — и ни тени уныния в наших сердцах. Я предлагаю выпустить листовку, в которой разоблачить коварные методы дефензивы, засылающей в наши ряды провокаторов, и бросить в лицо оккупантам, что мы не боимся их! Листовку я напишу, а городской комитет партии поможет отпечатать. Ваша задача распространить ее в самых людных местах одновременно. Сможете?
— Сможем! — в один голос ответили присутствующие.
— Додюк получит листовки у меня, раздаст вам. Условитесь с каждым в отдельности, где и когда получите.
Через день Пинск только и говорил, что о комсомольских листовках. Людская молва уверяла, что их были тысячи, что власти беснуются от злобы, но не могут найти тех, кто писал, печатал, распространял.
Обстановка в Западной Белоруссии в то время была очень сложной. В странах Западной Европы революционное движение шло на спад, уменьшалось оно и в Польше. А здесь, на «восточных кресах», еще гремели выстрелы, партизанские отряды нападали на посторунки (полицейские участки), фольварки. Отлив революционной волны в Польше развязывал руки военным властям для расправы с партизанами. Все очевиднее становилось, что вооруженными выступлениями, тем более разрозненными, главная цель — воссоединение Белоруссии в едином Советском государстве — не может быть достигнута. Надо было менять стратегию, тактику и средства борьбы.
Вот тогда особенно пригодились литературные способности Веры Хоружей. Она писала статьи в подпольные газеты «Чырвоны сцяг» и «Большевик», воззвания к населению Западной Белоруссии, в которых разъясняла политику КПЗБ, призывала трудящихся сплотиться вокруг коммунистов, разоблачала лжереволюционеров.
Однажды августовским вечером, вернувшись после очередной поездки в Слоним, Вера села писать письмо в Советскую Белоруссию.
С душевным трепетом начинала первые фразы письма. Знала, что это уже не ее личная переписка, что за каждым ее словом — жизнь комсомола Западной Белоруссии. Еще никогда она не чувствовала такой большой ответственности за написанное.
«…Что же тебе написать обо мне? — не спеша выводила она слово за словом. — Живу по-прежнему, широко и жадно хватая жизнь. По-прежнему вокруг меня разлита огромная яркая радость».
Да, самое подходящее слово «радость». Как же иначе назовешь то чувство, какое испытывает она, видя, как ее братья и сестры находят свое место в рядах борцов за свободу и счастье трудящихся, как решительно бросаются они в бурный водоворот политических событий и, несмотря на самые тяжкие испытания, крепко держатся друг за друга. Разве это не счастье?
Вера никогда не кривила душой, не мирилась с полуправдой. Она писала своим друзьям только правду, рассказывая им о жизни комсомольцев-подпольщиков
