своего предка.
— Ты… Наньгун… Сы?
На сей раз не только Сюэ Чжэнъюн, но и множество стоявших в первых рядах людей вздрогнули, услышав эту фразу:
…Наньгун Чанъин в сознании?!
Выражение лица Мо Жаня тоже резко изменилось. Холодно блеснув напоследок, готовая к выстрелу тайная стрела была убрана и вновь надежно спрятана в рукаве. К этому времени спина Мо Жаня была уже мокрой от пробившего его холодного пота, а из-за бешено колотящегося сердца начала болеть грудь.
Удача была на его стороне… А он ведь почти раскрыл себя…
Ему очень повезло, что пока не нужно было ничего предпринимать. Но к малодушному облегчению очень скоро добавились тошнота и отвращение к себе за эту мелочную радость.
С тех пор, как он ступил в предгорья Цзяо, две части его «я» из прошлой и нынешней жизни вступили в яростную схватку. Сойдясь в рукопашной, они безжалостно кусали и рвали друг друга так, что теперь его измученная душа истекала кровью.
Он не знал, как долго еще сможет продержаться.
— Наньгун… Сы… седьмой…
Внутри магического барьера высоко поднятый меч Наньгун Чанъина начал медленно опускаться.
…Еще совсем немного ближе к земле… еще совсем чуть-чуть…
Потрясенный Сюэ Чжэнъюн в изумлении воскликнул:
— Он правда в сознании?!
Нет, в сознании он не был.
Но он и в самом деле приходил в себя, пытаясь восстановить те крохи самосознания, что еще оставались в этом мертвом теле.
Мо Жань окончательно убедился в своей догадке: скрывающийся в своем убежище на горе Цзяо Сюй Шуанлинь был похож на неумелого артиста кукольного театра, который, взявшись управлять слишком сложной и большой марионеткой, в итоге с ней не справился.
Еще немного — и Наньгун Чанъин освободится от его нитей…
Шух!
Прежде чем Мо Жань успел развить эту мысль, от пробирающего до костей звука разрезанной плоти его зрачки резко сузились, а кровь застыла в жилах.
Мгновение.
И брызги крови, словно сорванные ветром алые цветы, упали на землю!
Еще мгновение мертвой тишины, а потом в его уши ворвался жуткий душераздирающий крик, пробирающий до костей, словно вонзившийся в тело ледяной меч:
— А-Сы!
— Барышня Е!
— Е Ванси!
Опасаясь, что она что-нибудь сотворит, все, кто был рядом, пытались удержать вырывающуюся Е Ванси, в глазах которой горел огонь безумия. Однако очень скоро люди поняли, что в этом нет никакой необходимости. Что такого она могла бы сделать? Пусть даже все эти годы эта девушка была правой рукой и самым верным соратником Наньгунов, Е Ванси не являлась их кровным родственником, а значит для духа горы Цзяо оставалась лишь бесправным чужаком.
Она не могла войти.
Наньгун Чанъин безжалостно вонзил меч в плечо Наньгун Сы. Если бы его глаза могли видеть, вероятно, сейчас в груди Наньгун Сы была бы дыра, в которой свистел холодный горный ветер.
Наньгун Сы замер. Казалось, он хотел что-то сказать, но именно в этот момент глава Чанъин вытащил меч и из раны в плече Наньгун Сы неудержимым потоком хлынула свежая кровь. Несмотря на его отчаянные попытки удержать свое тело от падения, он быстро ослаб от кровопотери и повалился на залитую кровью глинистую землю.
Непонятно, что такого сделал Сюй Шуанлинь, может даже пожертвовал частью энергии своего духовного ядра, но ему удалось восстановить полный контроль над сознанием Наньгун Чанъина.
Это мертвое тело, которое почти смогло восстановить свое сознание, в один миг снова превратилось в готовую убивать марионетку. В бледном свете луны по кровостоку его меча стекала свежая кровь, образовав на земле маленькую черную лужицу.
Наньгун Сы снова предпринял попытку подняться с земли, но ему удалось лишь немного оторвать голову от кровавой грязи, в которой он лежал.
Ресницы Мо Жаня задрожали. Не в силах смотреть на это, он закрыл глаза.
Он предпочел бы, чтобы Наньгун Сы не показывал людям своего лица. Всегда такое гордое и надменное, возвышенное и незапятнанное, это красивое лицо сейчас было настолько испачкано кровью и грязью, что почти невозможно было разглядеть его черты. Он выглядел таким жалким и несчастным, что любой человек, у кого осталась хоть капля совести, почувствовал бы, как сердце сжимается от сочувствия и скорби.
Хотя в глазах Наньгун Сы не было скорби.
Огонь в его глазах все еще ярко пылал.
Наньгун Чанъин собирался снова вонзить в него свой меч, но путь ему преградил убийственный белый вихрь. Охваченный жаждой убийства Наобайцзинь, не считаясь ни с чем, с воем ринулся в бой.
— А-Сы…
Почти сломленная Е Ванси была на грани обморока, но Наньгун Сы смотрел совсем не на нее: не сводя пристального взгляда с Цзян Си, он медленно двигал окровавленными губами.
К этому времени он почти потерял голос, но Цзян Си понимал его даже так: пара карих глаз, не моргая, считывала с губ Наньгун Сы каждое произнесенное им слово.
Когда Наньгун Сы закончил говорить, Цзян Си сказал:
— …Хорошо. Я понял.
— Ву-у-у…
Раздался очередной глухой звук от удара, когда Наньгун Чанъин одной рукой ударил Наобайцзиня, да так сильно, что тот отлетел намного дальше, чем его хозяин. Огромное белоснежное тело проделало брешь в стене леса, сломав несколько молодых деревьев. Практически сразу же после жесткого падения духовные силы покинули демонического волка и с глухим хлопком его тело исчезло в белом туманном облаке. Не успела эта дымка рассеяться, как из нее вдруг выскочил маленький пушистый белый щенок, размером чуть больше ладони, который изо всех сил вцепился в подол одежд Наньгун Чанъина.
Это и была первоначальная форма Наобайцзиня.
Наньгун Сы с трудом повернул голову и, борясь с кровавым кашлем, прохрипел:
— Уходи, быстро уходи.
— Ао-ву-у-у-у! — Наобайцзинь не собирался уходить.
Его попытки порвать полу одежды Наньгун Чанъина были так же тщетны, как стремление глиняного быка забодать море[214.2]. Даже не удосужившись обратить на него внимание, Наньгун Чанъин лишь чуть шевельнул указательным пальцем, и гора Цзяо затряслась. В одно мгновение драконьи жилы вытащили на поверхность тысячи трупов, которые с таким трудом смог связать Наньгун Сы.
С его невероятной духовной силой он запросто мог свернуть горы и с легкостью стереть в порошок все живое.
Глаза Наньгун Сы свирепо вспыхнули, когда он снова прижал руку к земле. Грудь опалила острая боль, и его духовное ядро разбилось!
Наньгун Сы отдал свое духовное ядро, которое с полной самоотдачей взращивал в летний зной и зимнюю стужу двадцать с лишним лет. Он без оглядки поставил на карту все,
