Несколько укрощенный как суровым тоном хозяина, так и его угрозами, Арт наклонил голову, глядя на Гриффита любопытными птичьими глазками.
– Почему же она не может держать себя в руках?
– Она была любимой придворной дамой Элизабет Йоркской. Мэриан могла выйти замуж за богатого и знатного человека, стать влиятельной и могущественной, но разрушила свое будущее в постели какого-то лорда.
– Не такой уж смертный грех.
– Она родила ублюдка.
Гриффит услыхал осуждение в собственном голосе и понял, что Арт сейчас же заставит его раскаяться в этом.
– Ага! – Важно кивая головой, Арт пружинистым шагом обошел кровать. – Значит, ее грех – не прелюбодеяние, а его последствия! Спи с кем попало и сколько хочешь, но не попадайся!
«Беда со старыми и доверенными слугами, – мрачно подумал Гриффит, – не столько из-за их откровенности, сколько из-за их уверенности в том, что хозяева обязаны делить с ними мысли и переживания». Стремясь прекратить поток ехидных замечаний и ненужных сентенций, Гриффит сказал:
– Всякий, кто не может научиться сдержанности, недостоин власти над другими.
– Сельская пословица, и такая верная! – Арт прекратил ходить и задумчиво оглядел угрюмое лицо Гриффита. – Плохо только, что ты сам не всегда ей следуешь.
Гриффит прикусил язык, вспомнив, как его юношеская глупость и несдержанность стоили когда-то глаза верному слуге.
– Поверь, я рано усвоил урок.
– Возможно, и Мэриан тоже, только доказательство ее ошибки не так легко скрыть.
Глубоко в сердце Гриффита вновь повернулся кинжал воспоминаний, и рана опять начала кровоточить. Должно быть, лезвие его было осколком камня, обломком льдышки или просто ржавой сталью, потому что имело способность снова и снова причинять боль.
– Знаю, парень. – заключил Арт, толкнув его обратно на постель и вновь меняя тряпку, – это предательский удар, и мне очень жаль. Но я попытался только объяснить, что всякий может ошибиться, и ты слишком сурово судишь девушку. – Отвернувшись, он пробормотал достаточно громко, чтобы услыхал Гриффит: – И все потому, что она заставила тебя сыграть соло на своей кожаной флейте!
Чувствуя, что теряет достоинство, Гриффит тем не менее ответил:
– Я здесь по делам Генриха, а не по какой иной причине.
Открыв свою сумку, Арт вытащил сложенный пергамент и протянул его хозяину. Послание было запечатано алым воском, и Гриффит, узнав герб на печати, вопросительно взглянул на слугу, ощущая, как дурное предчувствие вновь застилает душу.
– Наш повелитель послал это письмо, доставленное лично его коротышкой-секретарем и с наставлением передать тебе после того, как познакомишься с леди Мэриан.
Неграмотный Арт все же перегнулся через кровать, напряженно наблюдая за читающим послание Гриффитом и, окинув пергамент понимающим взглядом, осведомился:
– Что-нибудь интересное?
Тщательно свернув письмо, Гриффит вручил его слуге.
– Сожги его и разложи вещи. Мы остаемся в замке, Господь его разрази!
Арт почесал за ухом, там, где еще росли последние прядки волос.
– Король не объяснил почему?
– Такова всегдашняя манера Генриха. Приказы, но никаких объяснений. Поэтому он и велел передать тебе письмо самого Оливера Кинга, не больше и не меньше! Но если бы Генрих лично отдал мне приказ, я потребовал бы сказать правду.
– О, для этого нужна немалая отвага! – восхищенно воскликнул Арт. – И каков же приказ?
– Оставаться здесь на неопределенный срок и наблюдать за леди Мэриан и ее сыном.
Арт засунул пергамент поглубже в огонь железной кочергой.
– С чего бы королю тревожиться об этой девушке Мэриан и ее сыне?
– Не знаю, – отрезал Гриффит. – Генрих не поделился со мной своими соображениями.
– Чертовски странно, что он интересуется подобными вещами. – Арт вернулся к наваленной на полу горе одежды и ткнул в нее носком сапога. – Что ж, придется развесить все это. Хорошо еще, что ты собирался домой и захватил все свои вещи, чтобы отдать матери в стирку, иначе труднехонько было бы одеться для столь изысканного общества!
– Я все гадал, почему Генрих настаивал, чтобы я навестил родителей. Несомненно, он был расстроен и обеспокоен. – Гриффит спустил ноги с постели. – До меня дошли слухи о волнениях в Ирландии.
– Какого рода волнения?
– Говорят, граф Уорик всему причиной.
Арт вздохнул с преувеличенным раздражением типичного валлийца, гордившегося незнанием английских дворянских родов.
– Ну и что?
– Граф Уорик, – пояснил Гриффит, – сын покойного герцога Кларенса. – Арт снова вздохнул. – Слушай внимательно. – Гриффит вынул из чаши с фруктами три яблока и разложил на столе. Потом, выбрав самое большое и розовое, пояснил: – Это король Эдуард, отец Элизабет Йоркской.
– Ужасно толстый, – заметил Арт.
– Он таким и был. Это… – Гриффит взял другое, довольно сморщенное, – это король Ричард, узурпатор, разбитый и погибший в битве при Босуорт-Филде. – И, показав на последнее, самое маленькое, добавил: – Это герцог Кларенс. Все трое были братьями, сыновьями дома Йорков.
– Да, я вижу семейное сходство, – вмешался Арт.
– Двое были королями, и хотя Кларенс не сидел на троне, все же оставил после себя сына.
– Вот оно что! – Сморщенное лицо Арта просветлело. – Граф Уорик.
– Совершенно верно. Племянник обоих королей династии Йорков и, как считают некоторые, законный наследник трона.
– И теперь он в Ирландии?
– Нет, граф живет в безопасности и спокойствии, под защитой Генриха в Тауэре.
Прижав ладонь к глазам, Арт пробормотал:
– Никогда не мог понять всех этих королей, их дочек и племянников.
– Сам подумай, – настаивал Гриффит. – Наследники Эдуарда бесследно исчезли в Тауэре, убиты собственным дядей, Ричардом. – Он показал на подсохшее яблоко. – Теперь же Генрих взял под стражу другого наследника. Будь ты лордом, который не поддерживает Генриха в его претензиях на трон, что бы ты подумал?
– Что Генрих убил графа Уорика.
– Совершенно верно. А будь ты лордом, который не поддерживает Генриха в его претензиях на трон, какой лучший способ низложить его?
– Заявил бы, что захватил Уорика, собрал армию и попытался захватить Ирландию, где еще много сторонников Йорков, – уверенно выпалил Арт.
Бросив яблоки обратно в чашу, Гриффит признался:
– Ах, Артур, ты самый мудрый…
Но тут раздался стук в дверь, и мужчины переглянулись. Арт повернул ручку, и на пороге предстала кругленькая служанка с морщинистым лицом. Улыбнувшись, она низко присела.
