аккуратно повернулась, дверь, даже не скрипнув, отворилась, и в комнату заглянула девушка в белом чепчике и простом сером платье, какое носили горничные времён Российской Империи. Поймав взгляд Корсарова, девушка вежливо улыбнулась, присела, окончательно вогнав Алексея в состояние ступора, и вежливо произнесла:
- Доброе утро, сударь. Доктор Феликс Францевич уже прибыл, прикажете его пригласить? Или Вы желаете сначала умыться?
- Доктора, - выдавил Алексей, понимая, что сейчас будет рад даже психиатру. Лучше сразу принять возвращающую в реальность таблеточку, чем потом всю жизнь провести в белой комнатке с мягкими стенами.
Девушка опять присела, прошелестела, что сей же миг всё будет исполнено, и ушла, деликатно прикрыв за собой дверь.
- Твою ж ма-а-ать, - простонал Алексей, резко садясь на ложе, оказавшемся очень даже симпатичным диванчиком, со всей старательностью застеленным белоснежной накрахмаленной простынью, и отбрасывая прочь лёгкое стёганое одеяло, такое невесомое и тёплое, словно набитое лебяжьим пухом, - кажется, я влип. Знать бы ещё, куда именно.
За дверью раздалась уверенная твёрдая поступь, и Корсаров поспешно лёг, машинально отметив, что вместо привычной одежды облачён в длинную белую рубаху. Просто «Тайны дворцовых переворотов», «дней Александровых прекрасное начало», фильм из цикла «Династия Романовых»! Знать бы ещё, кому нужен весь этот спектакль, неужели друзья расстарались, чтобы его от хандры отвлечь?
Дверь открылась, явив невысокого крепкого телосложения мужчину, чью блестящую лысину по краям обрамляли короткие светлые волосы. На мясистом, внушительного размера носу мужчины воинственно поблёскивало, умереть не встать, пенсне, а крупные с чётким синим рисунком вен руки были красными от частого использования не самых качественных обеззараживателей и чуть шелушились.
«Карболкой он их, что ли, мажет? – удивился Алексей, машинально подмечая всё новые и новые старомодности врача. – И не жалко ему рук, сейчас уже давно в дезинфектанты глицерин добавляют, чтобы кожу не портить».
Алексей
При взгляде на этого старомодного доктора у меня в памяти сами собой всплыли строки детской сказки: «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться…» Дальше шёл перечень зверей, но я их мог перечислить в произвольном порядке и прозой, детская память решительно не желала фиксировать такие несущественные, с её точки зрения, мелочи.
Пока я занимался поэзией, врач с достоинством признанного профессионала, чьё мнение является очень близким к истине в последней инстанции, опустился на подставленный горничной (очуметь, какие тонкости при нашей бедности!) стул, сложил руки на чуть выпирающем животе и воззрился на меня небольшими проницательными серыми глазами.
- Ну-с, сударь, как Ваше самочувствие?
Сударь? Значит, этот спектакль поддерживает и доктор, стало быть, и от него мне правды не дознаться, будет запираться до последнего. А применять специальные методы дознания, как элегантно называли пытки времён сталинских репрессий, мне никто не даст, да я и сам не буду. Я же не зверь, чтобы тиранить актёров, выбивая из них имя заказчика всего этого исторического фарса. Ну что ж, поддержим игру, благо моих познаний должно хватить, не зря же я всё-таки исторический факультет заканчивал!
Я вежливо наклонил голову, чуть приподнял уголки губ, обозначая улыбку, и сдержанно ответил:
- Благодарю Вас, я прекрасно себя чувствую.
Ну не прекрасно, конечно, но достаточно хорошо для того, чтобы попытаться понять, что за фантасмагория передо мной тут разворачивается.
Доктор улыбнулся, удовлетворённо потёр руки и вынул из кармана сюртука (да, организаторы шоу явно не скупились на костюмеров) деревянную штуковину, в которой я далеко не сразу опознал стетоскоп. Мать честная, где он откопал этот раритет? Да я такие видел лишь на приезжавшей к нам три месяца назад выставке истории медицины, организованной для поднятия престижа профессии врачей.
Моё изумление врач понял по-своему, мягко улыбнулся и пояснил:
- Я должен Вас осмотреть.
Эм, не понял, а где градусник, прибор для измерения давления и прочие атрибуты чемоданчика «Скорой помощи»? Нет, Сашка, конечно, тоже ничем не пользуется, ну так он ведь и не простой специалист, а как-никак маг жизни, он руками лечить умеет. А этот светила медицины на мага жизни не тянул, обычный врач, хороший, без сомнения, уважаемый, но не маг точно.
Доктор заметил моё смятение (наблюдательный, что, без сомнения, очень хорошо для его профессии), повернулся к замершей статуей горничной и приказал:
- Глафира, позовите Прохора.
- Слушаюсь, - прошелестела девушка, присела и исчезла так бесшумно, что мне захотелось сказать «испарилась».
Пока неведомый мне Прохор не пришёл, врач очень мягко и деликатно осмотрел мои зрачки, проверил работу рук и ног, со всем почтением прощупал грудь. При этом эскулап всё время спрашивал, сначала вопросы были вполне невинные, о самочувствии, затем меня спросили о том, помню ли я, как попал под экипаж (я отрицательно покачал головой, виновато пожав плечами), а потом и вовсе поинтересовались, какие дела меня привели к дому госпожи Абрамовой. Я вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, кто это, и туманно ответил, что причина была, но распространяться о ней я не могу. К счастью, в комнату вошёл рослый широкоплечий парень, по повадкам и облику похожий на лакея, и его появление отвлекло доктора от расспросов. Эскулап кивнул парню и коротко приказал:
- Прохор, голубчик, помогите барину разоблачиться.
В каком смысле? Перед глазами промелькнули кадры из любимого с детства фильма «Подвиг разведчика», в ушах зазвучала торжественно-строгая музыка «Семнадцати мгновений весны».
Лакей почтительно поклонился доктору, потом отвесил поклон мне и произнёс низким, похожим на медвежий рык голосом:
- Позвольте, барин, рубашечку сниму.
Тьфу ты, господи, какие мне глупости в голову лезут! Видимо, и правда, сильно приложился. Я послушно поднял руки, помогая стянуть с меня длинную ночную рубашку, из которой вполне можно было скроить две простыни. Ещё и на наволочку ткани бы осталось. Обнажённой кожи коснулся прохладный ветерок, ворвавшийся в открытое окошко, шероховатые, но при этом всё равно очень чуткие, «зрячие», как называл их Сашка, пальцы доктора пробежались по моей груди, деликатно огибая побелевшие от времени шрамы, памятки войны и службы следователем, когда тоже бывало всякое. Затем меня прослушали раритетным стетоскопом, выточенным из светлого дерева и блестящим от частого использования. Я старательно дышал, по просьбе эскулапа делая глубокие вдохи или же наоборот задерживая дыхание. Когда с обследованием было закончено, доктор кивнул лакею (тот проворно натянул на меня рубашку), поднялся и, одарив меня ещё одной приветливой улыбкой, произнёс:
- Ну-с, сударь, выздоровление протекает вполне благополучно. Полагаю, через два
