Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
– О горе мне! Пощадите! Не прогоняйте, хозяйка!
Но от меня не ускользнул его взгляд, брошенный на Жишонгу. Причем тот встретился с поваром глазами, шумно выдохнул и отвернулся. И этот крошечный эпизод мне совсем не понравился.
– Мсье Жишонга, у меня такое ощущение, что это очередной розыгрыш в местном стиле.
– Да нет! Что вы! Ни в коем случае! – запротестовал он.
– Но вы ведь, кажется, обещали мне свидание с мсье Миракло?
– Паскаль, правда, что ли? – изумился повар, садясь на пол и заговорив совершенно нормальным голосом. – Ты ей со мной правда рандевушку обещал?
– В том смысле, что ты дашь перекусить патронессе с дороги. Я пошел за тобой, но как-то так получилось, что мы разговорились. – Жишонга смущенно развел руками, показывая на сервировку. – А ты сам догадался… молодец. Кстати, наша патронесса – доктор математических наук. Преподает в том же самом вузе, который я закончил. Вот…
Повар резко вскочил на ноги, чуть не свернув левым плечом могучее кресло, вытянул руки по швам.
– Честь имею представиться, капитан ВВС Жан-Пьер Миракло. В отставке. У меня одного глаза нет. Потому вечно сшибаю мебель. – И потянулся именно к левому глазу, как бы с намерением его вынуть.
– Пьеро! – одернул его Жишонга. – Ну правда, хватит уже. С глазами у тебя все в порядке. У тебя нет одной почки.
– Ух! – Миракло погрозил ему кулаком. – Почки – это неинтересно. А вот глаз стеклянный – это да! Скажите, патронесса?
– Почки – это грустно, – сказала я. – Почки – это значит, что вы не можете есть половины того, что готовите. И вино вам пить нельзя.
Он вдруг раскатисто захохотал.
– Вино? Да я его в девках в рот не брал! Коньяк – вот мужской напиток. А что касается стряпни, то я и выучился готовить, потому что жрать… ой, пардон! есть ничего было нельзя. А потом как-то так навострился, что теперь зимой меня как звезду диетической кухни приглашают во всякие там люксовые ресторации. Ведь у которых денег много, у тех, считай, всегда, больной потрох, – кокетливо похлопав себя по талии, почти пропел он. – А здесь такая скукотища зимой. Жуть! Гостей нет, прислуга в отпуске. Даже наши старики и те, бывает, сваливают в Париж. Тут же два часа на машине. Один этот черный демон, в смысле гений, – повар ткнул пальцем в Жишонгу, с нежностью глядя на него, – сидит тут со своим компьютером. А потом хлоп! Бог мой! Под каким-нибудь Сиднеем или Рио его экологические пейзажи уже торжественно открывают с речами и при большом стечении прессы и мировой общественности. А зануда, как есть зануда! Ничем не проймешь. Сделает каменную морду, и хоть ты тресни! И вот почему он гений, а я нет?
– Ладно, Пьеро, пойдем, ты самый великий гений, – ласково обнимая его за плечи, сказал Жишонга. – Пойдем. Патронесса и так уже без сил. А тут ты со своим трепом.
– Вот видите, патронесса? Вот так всегда. Всегда бедный Пьеро виноват. А все хорошее – этому черному демону, в смысле гению. И самые лучшие женщины, и коньяк из хозяйских ручек.
– Коньяком угостил меня Сале. Но я не стала с ним пить, – быстро сказала я, показывая на свой бокал. – Видите?
Мужчины радостно переглянулись, как дети, которым неожиданно перепало мороженое. И тут повар весело завил:
– Представляешь, демон, этот жирдяй Анри-конюх меня убеждал, что наша патронесса целовалась, не поверишь, с Сале! Да не изображай ты маску Тутанхамона. Не могло такого быть! Не могло! Она даже пить не стала с этим жиголо на побегушках!
Жишонга многозначительно посмотрел на меня, сделал знак рукой, дескать, Жан-Пьер неисправим со своим трепом, не принимайте всерьез, и нравоучительно сказал повару:
– Я давно предлагал профессору Гидо сдать тебя в лечебницу. Ты опасен для общества. Язык тебе надо было удалять, а не почку. Пошли. Приятного аппетита, патронесса.
Но ни один из них не сдвинулся с места. Они стояли в обнимку и напоминали мне мальчишек, которые никак иначе не могут выразить свои дружеские чувства, кроме как без конца подначивая и толкаясь.
– А кто кормить тебя тут будет, демон, с твоим гастритом? – И повар действительно пихнул кулаком Жишонгу в плечо. – Ты ведь даже самый паршивый аглицкий поридж сварить себе не в состоянии. Один я о тебе забочусь!
Серебристые полусферы с ручками в виде малюсеньких лошадок скрывали от меня яства на тарелках, но ароматы все равно просачивались настойчиво. Не говоря уже о неповторимом запахе свежего хлеба и круассанов, запахе фруктов в серебряной вазе, каких-то невиданных мною прежде пирожных на ярусах трехэтажной менажницы… Шампанское в ведерке со льдом, хрустальная плошка с черной икрой, вино в простодушно открытом прозрачном кувшине…
Теперь уже Жишонга приложил свой кулак к скуле повара.
– А кто уговорил Вариабля взять тебя сюда? Тебя, падшего ангела, совершенно падшего после разлуки с небесами?
Королевское изобилие, особенно с учетом одного единственного прибора. Мне уже очень давно безумно хотелось оторвать от пышной грозди и кинуть в рот хотя бы ягодку винограда. Но начать есть, не пригласив к столу – ввиду единственного прибора – двух моих «кавалеров», которые совершенно наивными мальчишескими приемами пытаются завоевать мое расположение, было неловко.
– Тоже мне, благодетель! – Повар пихнул Жишонгу локтем в бок. – Да когда б не мы с братом, ты бы в жизни не начертил свой дурацкий диплом с поломанной рукой!
Жишонга толкнул повара уже корпусом.
– Забыл, Пьеро, кто мне ее сломал по-соседски?
– Господа, – вмешалась я, – все это очень увлекательно, но, боюсь, ваши мемуары чреваты травмами. Поэтому предлагаю вам взять из мини-бара чистые рюмки и по-соседски, без церемоний разделить со мной трапезу.
Жишонга замешкался, а Жан-Пьер молниеносно схватил и поднял мой фужер с коньяком.
– Понял, демон? – подмигнул он Жишонге. – Вот это по-нашему! По-марсельски. Только, чур, я пью из вашего, соседка. Неизвестно ведь, чего туда плеснул Сале. А ты что стоишь, демон? Сказано тебе, бери рюмки. И ухаживай за дамой. Давай-давай, землячок.
Я видела, что Жишонга испытывает неловкость и, судя по всему, уже переживает, что, разыгравшись с Жан-Пьером, утратил в моих глазах величавую античную статуарность.
– Насколько я поняла, господа, – светски начала я, чтобы приободрить Жишонгу, – когда-то вы жили по соседству.
– Да, мы выросли в одном доме, – сказал Жишонга, а Жан-Пьер проглотил мой бывший коньяк.
– Так точно, мадам метресс, в одном, – подтвердил он и добавил: – Ну, коли помру, вы свидетели – Сале пытался отравить мадам метресс.
Жишонга страдальчески вздохнул.
– То есть в том самом знаменитом доме Ле Корбюзье, в «Жилой единице»? – вернулась я к теме.
– Ага, в «Доме сумасшедшего», – подтвердил Жан-Пьер, наливая мне вина из кувшина. – Очень рекомендую наше божоле. Уникальный сорт! Только в Манор дю Ласмар растет. Но так плохо и мало, что больше бочонка никогда не получается. А когда-то монахи выращивали. Даже торговали им, говорят. Давно, при Ричарде Львиное Сердце, еще до Ласмаров. А потом вымерли, как динозавры. От чумы. А лоза чудом осталась. Одичала, конечно. Но ничего, от скуки пить можно. Исторический сорт! Говорят, те монахи его из самих Канн Галилейских вывезли, сам Господь, дескать, такое на свадьбах пил! Но, по-моему, это все реклама. Я Писание в детстве читал. Там ясно сказано, что для производства вина Он использовал не сок, а обычную воду. Ну в те времена люди редко грамоте знали. Ваше здоровье, мадам метресс!
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
