устланной коврами комнате. Молчаливые, словно зомбированные, женщины, скользя, как тени, приносили и уносили тарелки с угощением. Поскольку Аллах запретил пить вино, Анвар и его гость пили водку. Ведь насчет водки никаких указаний сверху не поступало.
Анвар впился зубами в большой кусок жирной баранины. Горячий сок потек по усам и подбородку. Анвар принялся медленно, с чувством, жевать. Из-под полуприкрытых век он внимательно рассматривал своего гостя. Имени его он не знал, только кличку — Полковник. Как и сам Анвар, тот был наполовину русским. Во всяком случае, так говорили. Говорили еще, что Полковник был агентом ГРУ. Верилось в это с трудом, но Анвар хорошо помнил один эпизод.
После нападения на Дагестан отряд Полковника окружили федеральные войска, сверху его людей поливали огнем вертолеты. Полковник позвонил кому-то по спутниковому телефону, после чего распорядился: «Будем прорываться!»
Он приказал снять с автомашин крышки капота. После этого отряд пошел на прорыв. Но пробиваться, собственно, и не потребовалось. За всю дорогу им не встретилось ни одного вооруженного федерала. Несколько раз над автоколонной зависали вертолеты, но, видимо обнаружив условный сигнал — открытые крышки капота — уходили куда-то в сторону, откуда слышались взрывы и выстрелы. Из окружения отряд Полковника вышел без потерь в людях и технике.
Лет Полковнику было немного — от силы тридцать с небольшим. Анвар спросил гостя:
— Откуда твое прозвище? Ты ведь еще молодой совсем, а уже Полковник.
Гость усмехнулся.
— Молодой, говоришь? В моем отряде я оказался самым старым. Для моих людей я не то что полковником — генералом мог быть. Да, вот они были молодыми. И погибли. Сейчас много звону идет — какие бандиты, звери, как могли в детей стрелять! В Сослане мой отряд состоял из бойцов, которые десять лет назад сами были детьми. И тогда в них, в детей, стреляли из пулеметов и танков, их дома бомбила авиация, на их глазах убивали их родителей. Их тогда не щадили, чего же теперь с них спрашивать? Их растили зверями, и они выросли зверями.
— А откуда у тебя в отряде негр взялся? — спросил Анвар.
— Ха! — воскликнул Полковник. — Я и сам сперва понять не мог — о каком негре по радио толкуют. Потом догадался — кто-то из моих ребят в пожаре обгорел дочерна. Потом, я слышал, в морге, его отмыли и поняли, что прокололись. Но позориться не стали, замяли для ясности. Ты же наши средства информации знаешь.
— Да, люди — хворост для священного огня джихада, — поддержал и развил мысль гостя Анвар.
— Но глупцов этот огонь сжигает, а мудрые возле него греются, — заметил Полковник и поднял рюмку с водкой.
Они выпили и некоторое время молча ели, обжигаясь горячим мясом. Наконец Анвар нарушил молчание.
— Тебя опять опознали в каком-то убитом парне, — сообщил он Полковнику.
Тот небрежно отмахнулся.
— Меня похоронили уже раз десять, но мой аппетит от этого не уменьшился. По количеству моих трупов я, наверно, могу претендовать на рекорд в книге Гиннеса. А как твои дела? Ты не женился, по-прежнему один?
Анвар издал печальный вздох, похожий на стон.
— Один, совсем один. Работы много, людей мало. У меня ведь две жены было! И какие жены! Обе погибли!
Полковник согласился.
— Да, мало нас. Хватало бы людей — я бы хоть каждую неделю государственный траур устраивал. Разве это власть? Смешно! Что они могут нам сделать со всеми своими атомными подлодками и ракетами? Пусть строят их побольше. Пусть создают все, что можно использовать против них самих.
Анвар отщипнул крупную виноградину и отправил в рот.
— А как ты ушел тогда из школы в Сослане?
Полковник расплылся в гордой улыбке.
— Элементарно. Переоделся в камуфляж. Федералы и милиция все очень умные: кто в черном — тот и террорист. А в камуфляже — свой.
— А камуфляж где взял? — удивился Анвар. — Неужели с собой принес?
— Смеешься? Меня бы мои люди убили, если бы случайно нашли. Камуфляж я снял с местного мента, который оказался в заложниках. А на него свой черный комбез напялил.
— На мертвого? — уточнил Анвар.
— Зачем? На мертвого надевать трудно. Пока надевал, он живой был, потом выстрелил в него. Правда, ранил только. Сначала хотел добить, но передумал. Его, в мой клифт одетого, наверняка спецназовцы или местные замочили. Шутка такая. А меня на «скорой» в больницу вывезли. С ветерком и почетом прокатился. Заодно больницу посмотрел. В следующий раз пригодится. Они же теперь школы охранять начнут, а мы опять по больнице ударим. Как в Буденновске. В больницах-то нас уже не ждут.
Анвар задумался.
— Думаешь, теперь тебя никто не опознает?
— На дело я всегда хожу в маске. А кто меня в лицо видел, того на свете нет…
Алан Асаев вышел из поезда «Минеральные Воды — Москва» рано утром.
Двое патрульных в мятой форме тормознули его практически сразу, не дав отойти от поезда. И тут же отпустили. Помогло место прописки — город Сослан. Прочитав, милиционер вернул Алану его паспорт и козырнул. Спросил только.
— С какой целью приехали в Москву?
«С целью осуществления кровной мести», — подумал Алан, но вслух сказал:
— Я жертва теракта. Приехал на лечение.
Он уже слышал, что говорил президент в своем выступлении о недопустимости мести и самосуда. Призывал действовать только в рамках закона. По сути, мстители в его выступлении приравнивались к бандитам. А он решил мстить.
Алан президента не боялся. После трехдневного пребывания в заложниках он вообще никого и ничего не боялся. И желал одного — отомстить. Ждать, что это сделает государство, было просто смешно.
Еще недавно Алан работал опером уголовного розыска. Он заходил в злосчастную школу № 1, когда бригада ингушей-шабашников делала там ремонт. Алан проверил у них документы — они оказались в порядке — и запомнил всех поименно. Он просил директрису присматривать за рабочими и соблюдать осторожность, но для той существовал лишь один аргумент: ремонтники дешево запросили. Обвинять ее Алан не мог. Школа едва сводила концы с концами.
Алан рос в интеллигентной семье и в детстве любил читать книжки. «Бойся данайцев, дары приносящих», — вспомнились ему тогда строки Вергилия.
Дарами данайцев оказались взрывчатка и оружие, которые ремонтники спрятали в подвале школы. С данайцев Алан и начал, едва выписался из больницы. Он выследил их и убил. В милицию он уже не вернулся — здоровье не позволяло. Табельный пистолет пришлось сдать, но его это не беспокоило. Этого добра, слава богу, в республике хватало, хотя власти предлагали деньги за сдачу оружия.
Однажды несколько простачков им
