рассмеялись.
Уловив нашу реакцию, не по возрасту, пытливый мальчик тут же переспросил отца:
— Папа! А. почему этот дядя-прораб хорош был вчера, а сегодня он что, разве уже не хорош?»
— Понимаешь, сына, этот дядя был не хорош лишь с утра, а вот к обеду стал снова хорош — лукаво улыбнулся отец.
Конечно, мальчик остался в недоумении, но растолковывать настоящую нравственную (скорее безнравственную) подоплеку шутки пятилетнему мальчугану вряд ли стоило.
На ум приходит также эпизод из далекого 1972 г., когда к автору, находившемуся на курсах переподготовки преподавателей в Москве, в общагу на ул. Кибальчича как снег на голову ввалился Донде в сопровождении нашего общего приятеля «остапо-бендеровского покроя» Александра Вельбовца (о которых говорят: «ему, если надо и пингвина найдет в пустыне»). Пара коек в комнате пустовала, и гости, к моей неописуемой радости, соблаговолили остаться на несколько дней, тем самым скрасив скучные будни. Собираясь утром к 8-ми часам на занятия (лекции читали знаменитости: И. М. Маергойз, Ю. Г. Саушкин, М. С. Розин, С. А. Ковалев, Н. В. Алисов и др.), пришлось пойти на несколько рискованный шаг — нахально разбудить хорошо «наугогцавшихся» с вечера гостей с твердым намерением свести их на лекцию, тем более что аудитория находились буквально в нескольких десятках метров от коек. Запомнился при этом не «трехэтажноненормативное» негодование Вельбовца (типа «пошел ты...а театрализованная постреплика сонного Дон-де: «закричали гостгР»
Сохранились и другие юмористические сценки с участием Донде, но вернемся, однако, к главной цели описываемой байки — происхождению соблазна фунтами стерлингов.
Жить в острокислотной среде и бороться с советской госдурью Донде не смог и, в конце концов, вынужден был покинуть СССР — при этом он уезжал из Петрозаводска, где трудился в местном педагогическом институте. Вначале была, кажется, Калифорния, затем — Лондон. После ухода в 1997 году с Би-Би-Си на раннюю пенсию (этот уход поторопили инфаркт и операция на сердце) Александр занимается преимущественно эссеистикой, а сверх того работает научным сотрудником в институте русской истории и по нескольку месяцев в году живет в Москве.
Наш последний контакт относится, кажется, к 1989 г., когда автор совершенно неожиданно оказался в Лондоне в составе группы сотрудников Герценовского института. Естественно, первым делом был набран известный мне номер телефона Александра Сергеевича:
— Алло, это господин Аонде? С вами на проводе .. .КеГеБе, — попытался его разыграть.
Для него наш приезд стал сюрпризом, и распознать знакомый голос он, естественно, не смог. В ответ послышался остроумный, хотя и ненормативный экспромт:
— Вы, голубчики, хотите услышать от меня— «очень приятно», но я вас разочарую — меня ваше КеГеБе больше не ...бе.
Когда инсценировка закончилась, вспомнили «былое и думы», обменялись новостными потоками. Я и до этого знал, что любимым приемом («коньком») Александра «Кловера» были беседы перед микрофоном со специалистами, притом нередко с несколькими сразу. Вел он такие беседы мастерски, умел пригласить в студию интересных, думающих собеседников, а вопросы избирал самые разные: от злободневных политических или экономических доисторических и геополитических.
— Юра, давайте поступим следующим образом, — предложил он свой алгоритм действий, — вначале вы заскочите ко мне в русскую службу Би-Би-Си на улице Стрзнд — мы немножко поговорим о жизни в СССР и горбачевской «перестройке», а затем зайдем в паб, попьем пивка, поболтаем. Не обижайтесь — вы ведь голодранец, а мы вас одарим, как минимум, пятьюстами фунтами. Решайтесь!
Не скрою, было отчего заколебаться — 500 фунтов в 89-м году для советского профессора значили много, даже для уже поработавшего в Афганистане по линии ЮНЕСКО, где жалованье в местной «валюте» (афгани) выдавали, буквально, «мешками». Тогда же почему-то вспомнилось, что именно 500 фунтов получил в наследство дворецкий Бэрримор от покойного сэра Чарльза в знаменитой детективной повести английского писателя Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей». Подумалось: а чем же я хуже Бэрримора?
По иронии судьбы, карьера автора в то время заметно «поползла вверх», и не надо было быть провидцем для того, чтобы осознать, что выступление на Би-Би-Си даже в самом безобидном для сохранения имиджа советской державы амплуа означало по возвращению столкнуться с неприятной проблемой поиска нового места работы.
Соблазн был велик, однако аппетит, увы, пришлось умерить.
Можно представить эмоциональное состояние автора, когда через несколько лет, когда существенно ослабли идеологические тиски, в Лондон отправился один из моих весьма уважаемых учителей — профессор Табачникас, попросивший у меня координаты Дон-де. Будучи чрезвычайно «богобоязненным» и осторожным, Бено Израйлевич, тем не менее, не убоялся микрофона Би-Би-Си и, в отличие от меня, вернулся домой с фунтами.
...Хотя, справедливости ради, «погода на дворе» стояла уже совсем другая, и «не надо было быть метеорологом, чтобы понять, откуда дует ветер» — как пели так называемые везерманъг («погодники») в США во времена президента Линдона Джонсона.
8. ВИЗИТ ТУДА, ГДЕ «ВЛАСТИ ТЬМА»
Лишь как-то побывав в таинственном штабе социалистической революции — в Смольном, я с полным правом мог экстраполировать на реальную жизнь слова Гиляровского о том, что «в России две напасти: внизу власть тьмы, вверху тьма власти».
Дело в том, что в начале семидесятых годов, автор, будучи «никем», самонадеянно вознамерился не больше, ни меньше, улучшить жилищные условия моего дорогого Учителя — профессора Дмитревского. После крушения его «семейной лодки» (не нам судить о его причинах) и нескольких лет мучений в обыкновенном аспирантском общежитии № 9 института им. Герцена с панцирным лежаком (сегодня в его комнате — социальный отдел университета) и весьма-весьма отдаленным туалетом, он, наконец, временно обзавелся служебной комнатой в коммунальной квартире прямо на территории финансово-экономического института им. Вознесенского в Ленинграде, куда был приглашен профессором.
Не скрою, меня это сильно задевало: ну как же так — инвалид Великой Отечественной войны (ампутированная нога), авторитетный ученый с мировым именем (один из ведущих африканистов в СССР), автор многих книг и т. д. — живет в стесненных условиях коммуналки без горячей воды и ванной комнаты, без городского телефона и прочих элементарных удобств (правда, с пианино). Нищета, как образ жизни дорогого человека, меня явно не устраивала. Конечно, я не знал, что после состоявшегося развода кооперативная квартира была оставлена его бывшей жене и дочери, а вторично квартиру, как известно, просто так не давали. Но, если бы даже я знал об этом, то вряд ли эта деталь повлияла бы на мою решимость: кооперативное жилье ведь и так уже «вытряхнуло» карман профессора. (Кстати, кооперативная квартира была приобретена на сбережения жены, поскольку сам процесс накопительства ему
