Сэм захохотал и захлопал ладошками, рассыпая вокруг мелкие брызги краски. Я вытерла ему лицо.
– Эй, осторожнее, малыш!
Не думаю, что он меня понял, потому что он вдруг наклонился вперед и клюнул носом в блюдце, расплескав краску по простыне и тут же завернувшись в нее, прежде чем я успела остановить его.
– Ох, Сэм! – ужаснулась я, а он весело загукал в своей ванне из краски. – Ты все перепутал. Я тебе говорила о рисовании пальцами, а не всем телом.
Он потянулся ко мне и обмазал краской мой нос. Ему показалось, что это очень смешно. В следующее мгновение он принялся вытирать об себя руки. Потом обсосал свои пальчики и громко срыгнул, размазав красно-зеленые от краски слюни по подбородку.
Урок живописи номер один, маленький непоседа: краска на вкус плохая!
– Теперь давай приведем тебя в порядок, – сказала я. – А потом нам, пожалуй, придется пройтись шваброй по полу.
Лужицы краски начали просачиваться сквозь простыню на пол. Сэм, кажется, был решительно настроен учинить полный разгром, как я ни пыталась его остановить.
Я подхватила братца на руки и, посадив его на сушку для посуды возле раковины, принялась вытирать его лицо полотенцем. Он что-то залепетал и жалобно захныкал.
– Сам виноват, – сказала я. – Не надо было есть краску, – и не смогла удержаться от смеха.
Я уже наполовину отмыла Сэма, когда услышала, что кто-то подходит к кухне. Я решила, что это мама, пришла посмотреть, как у нас дела. Быстрый взгляд на пол подсказал мне, что мама не будет в восторге от наших художеств. Мне не хватило нескольких минут, чтобы убрать мокрую простыню и протереть пол шваброй.
– Не входи сюда! – крикнула я. – На пять минут объявляется запретная зона!
Но это была не мама. Это была Аманда. Не знаю, откуда она явилась, но разодета она была хоть куда – в белую юбку и ярко-желтую блузку. Ей следовало послушаться меня. Любой другой на ее месте хотя бы посмотрел, в чем дело, прежде чем врываться. Но только не Аманда.
Она вбежала на всех парах. Ее ноги поскользнулись на мокрой простыне, и в следующее мгновение она уже сидела на полу, а ее белоснежная юбка была вся заляпана краской.
Она недоуменно глядела на разноцветные разводы на своем наряде, словно не веря собственным глазам.
– Ты, идиотка! – через мгновение завопила она.
– Я же предупреждала, чтобы ты не входила! – крикнула я в ответ.
Сэм дернул ножками и закатился от смеха. Должно быть, в тот момент сидящая на полу Аманда показалась ему очень забавной.
Аманда поднялась. С нее капала краска.
– Моя юбка! – плаксиво вскрикнула она.
Я засмеялась. Ладно, я согласна, может, мне и не надо было смеяться, но что прикажете человеку делать, если кто-то на его глазах садится прямо в лужу краски?
– Думаешь, это смешно? – заорала Аманда.
Да, это и правда было смешно. То есть это была просто умора.
– Я покажу тебе! Ты у меня посмеешься! – вопила Аманда, кидаясь на меня и тыча измазанной краской рукой мне в лицо.
Я в ответ замахнулась на Аманду тряпкой, которой прежде вытирала Сэма. Краска забрызгала ее волосы.
– Ты, крыса! – взвизгнула Аманда.
– А что ты так разволновалась? Ты же хотела выкрасить отдельные пряди? Вот ты их и получила! Зеленые и синие! – усмехнулась я.
Не знаю, что могло произойти дальше, но первое большое сражение Великой войны сестер было внезапно прервано:
– Аманда! Стейси!
Это была мама. Она стояла в дверях кухни с широко открытыми глазами, которые, казалось, готовы были выскочить из орбит.
– Что у вас тут происходит?!
Глава VIОтветный удар
– Аманда, ты сама виновата, что перепачкалась, – сказала мама. – Я хочу, чтобы ты извинилась перед Стейси и пообещала, что будешь хорошо к ней относиться всю оставшуюся жизнь.
– Ты права, мама, – Аманда выглядела кроткой и послушной. – Я вела себя легкомысленно и эгоистично. Мне следовало быть внимательнее, тогда бы я не испачкалась в краске с ног до головы. Но я могу изменить себя. Это будет нелегко, но я уверена, что с помощью Стейси я смогу стать хорошим человеком и отличной сестрой.
И тогда я произнесла:
– Конечно же, я помогу тебе, Аманда. И мы больше никогда не будем ссориться.
В этот момент Сэм взял нас обеих за руки и сказал:
– Наша семья будет самой лучшей во всем городе.
Размечталась, да? Осталось только добавить, как Бенджамин вплыл в комнату на легком пушистом облаке, рассыпая вокруг розовые лепестки.
То, что произошло на самом деле, было немного другим.
– Уберите это безобразие, – произнесла мама тоном, который, на мой взгляд, демонстрировал отличное владение собой, учитывая ситуацию. Она забрала у меня Сэма. – После этого обе вымоетесь и явитесь в гостиную. Пора нам втроем серьезно поговорить о том, как мы будем жить дальше.
Я хорошо знала эту интонацию. Мама говорила нарочито спокойно. Опаснее всего, когда мама сердится, но держится спокойно. Тогда можно сказать наверняка, что надвигается что-то серьезное.
Как только мама вышла, Аманда взглянула на меня так, как будто собиралась засунуть в мусорный бак.
– Поосторожнее, – предупредила я ее, – а то схлопочешь по своему личику, и Тони Скарфони никогда в жизни на тебя не посмотрит.
– Заткнись, Стейси! Захлопни свою пасть, – огрызнулась Аманда.
– О, какой остроумный ответ! Аманда, тебе надо быть ведущей на телевидении.
– Да? А тебе надо быть в детском саду вместе со своими дурами-подружками.
Она повернулась и, стуча каблуками, вышла из кухни. Ее юбка сзади представляла собой одно большое разноцветное пятно. По ногам сбегали длинные цветные потеки.
– Ты можешь начать новое направление в моде, – крикнула я ей вслед, – красочно-пятнистый образ!
– Отвяжись! – бросила Аманда.
Я подбежала к двери.
– Эй, Аманда! Обещай, что никогда не изменишься! Я хочу всегда помнить тебя такой!
Какая жалость, что под рукой не оказалось фотоаппарата!
Через десять минут мы обе стояли в гостиной, дожидаясь, когда спустится мама.
Она пришла через несколько минут. Прислонившись спиной к столу, она скрестила руки и посмотрела сначала на Аманду, потом на меня.
– Кричать на вас я не собираюсь, – ледяным тоном сказала она.
– Это не… – начала было Аманда, но мама взглядом заставила ее замолчать.
