— Ты неразговорчивый.
— Научись слышать, и сама найдёшь ответы на свои вопросы, — немного грубо (я уже привыкла, поэтому научилась не обращать внимания) ответил Дилан.
— Я понимаю, что что-то случилось. Гости уехали слишком быстро.
— С охоты вернулись не все.
— Они мертвы?
— Сегодня их нашли. Они попали в ямы с кольями. Пятеро мертвы, один тяжело ранен.
— Но кто мог вырыть эти ямы? Я думала, здесь все волки.
— В деревне — да. Ближайшее поселение далеко отсюда. Обычные люди и ведьмаки. Они попадают сюда другим путём.
— Что теперь будет?
— Увидим.
Мы снова пришли к бабушке Полине. На этот раз она сидела в углу и молилась.
В светлице, на грубо сколоченных носилках, лежал один из волков, угодивших в яму с кольями, от полученных ран он тоже скончался. Ему не сумели помочь.
Дилан велел мне немедленно удалиться в комнату. Я сказала, что сначала дойду до бани.
Шокированная, я села на полку в предбаннике и упёрлась лбом в бревенчатую стену. Мне впервые довелось увидеть мёртвого человека. Наверное, если бы его сразу доставили в больницу, врачи сумели бы спасти ему жизнь. А теперь было поздно. Неужели в волчьей деревне, как в старые времена, к медицине относились, как к вмешательству в божий промысел? Много ли может травка, которой бабушка пыталась всех опоить? Почему этому человеку дали умереть?
Помыв холодной водой лицо и ноги, я вернулась в избу. Умершего там уже не было.
В бессилии я упала на постель, и тяжелый сон поглотил меня. В нём были волки, они выли, стоя перед ямой. Оглянувшись, я увидела, что весь лес превращается в одну большую яму.
Я проснулась от ужаса и боялась снова закрыть глаза. Рассветало.
В светлице суетилась бабушка, месила тесто на пироги.
«Как можно думать о пирогах после вчерашнего?» — пронеслось у меня в голове, но я тут же одёрнула себя, вспомнив, что это другой народ, а вовсе не простые люди. Стоило приглядеться, прежде чем открываться перед ними.
— Позвольте, я помогу вам? — предложила я.
— Яйца и мясо в подполье, сковорода на столе. Приготовь мужу завтрак. Тебе можно было ещё поспать, день будет долгий.
— Кошмары снились.
Бабушка покачала головой.
— Сегодня их будут хоронить, тебе ни к чему быть там.
«Так вот зачем пироги…» — дошло до меня.
— Потом займись сбором веников, — сказала бабушка, по-видимому, чтобы спасти меня от безделья. — Я покажу тебе, какие ветки срезать.
— Хорошо. Вчера я насобирала ягод, хочу сделать варенье.
— Я уже наварила. Ягоды нельзя долго хранить, — это был небольшой укор в мою сторону.
Я ещё раз поймала себя на мысли, что понять этих людей мне будет крайне сложно.
Омлет с мясом был готов, и я отправилась будить Дилана. Мне даже в мыслях было неловко называть чужого человека своим мужем.
Дилан вышел из спальни и первым делом поцеловал бабушку. До меня начало доходить, что они родственники, что бабушка Полина — это мать Седого. Сколько ей должно быть лет? Девяносто?
После завтрака Дилан привел себя в порядок, и я смогла поймать его только во дворе.
— Стой! — он обернулся. — Мне кажется, в лесу есть ещё ловушки. Скажи всем, чтобы не ходили на охоту.
Он хмуро посмотрел на меня, как бы давая понять, что и без меня всё знает, а я лишь трачу его время, и быстро зашагал прочь.
День прошёл в хлопотах. Бабушка оказалась не очень-то разговорчивой. Я старалась выполнять её просьбы. Это были именно просьбы, а не указания. Она была строга, но беззлобна, и уже хотя бы за это я была благодарна ей. После мерзкого контакта с её внуком любые странности характера бабушки казались мне вполне нормальными.
Не успело зайти солнце, как сон начал одолевать меня. Последние дни были полной противоположностью той жизни, которую я вела раньше. Я пыталась сохранять внешнее спокойствие, как это делала мама.
«Как долго это будет продолжаться? Смогу ли я привыкнуть? Или это только начало?» — недоумевала я.
В этот раз ни одного сна я не запомнила. Проснулась от громких голосов каких-то мужчин в светлице. С ними говорила бабушка Полина, но что-то мешало мне разобрать их слова… какое-то булькающее потрескивание… звук моторов!
Я выбежала из спальни. В комнате было четверо мужчин, каждый вооружен.
— Бабушка, кто это?
— Иди во двор, принеси воды из колодца.
— Нет, пусть останется, — скомандовал один из людей с пистолетом в руках. — Кто ещё живёт в доме?
— Только мы, — ответила бабушка Полина.
— Врёт бабка, у девки кольцо! — заметил совсем молоденький парень, стоявший у входной двери.
«Надо было сразу снять это чёртово кольцо…» — пронеслось у меня в голове.
— Что вам надо здесь? Это не ваша территория.
— Понимаете ли, в чём дело, — чётко отбивая каждое слово, начал первый (по всей видимости, он был главным в этой шайке), — ваши шавки вырезали группу наших людей. Вы представляете угрозу для нас.
— Это вы убийцы, мы не трогали ваших людей, убирайтесь! — зашипела бабушка, медленно надвигаясь на них.
— Эй, ребята, будьте готовы, старуха ещё может превратиться, — предупредил товарищей он.
— Да у неё же зубов нет? — высказался второй.
— Зато есть когти, — ответил первый, затем обратился к бабушке. — На границе территорий стоят наши ловушки. Похоже, четыре из них уже сработали. Что ж, вы сами в этом виноваты.
— Ты брешешь, неверный, мы не режем других людей!
— Ваши волки — безмозглые псы, им нет разницы, кого жрать! Вы опасны, и мы не собираемся делить эти земли с вами.
— Здесь нет ваших территорий! Это наш мир, и вам он не достанется никогда!
— Ещё посмотрим, кто кого, — ответил старший.
Все четверо вышли. Шум моторов начал удаляться, а через пару минут затих совсем.
— Бабушка, вы в порядке? — спросила я.
— А, не обо мне надо беспокоиться, — она махнула рукой, встала в углу перед иконами на колени и начала молиться.
Ужин никак не лез в рот. Что из сказанного этими людьми было правдой? Вдруг они говорили правду о том, что волки резали людей? Возможно, кто-то из стаи действительно напал на людей во время охоты?
Вскоре я осталась одна в светлице, и на глаза мне попалась старинная ветхая книга в массивном кожаном переплёте. До этого я не обращала на неё внимания, думала, это библия. На этот раз книга была раскрыта: видимо, бабушка что-то писала в ней. В книге разными почерками были записаны имена, родословные волчьих семей. Видно было, что каждая буква старательно выводилась чернилами, пером.
