Ли Гохуа стоял за кафедрой на подготовительных курсах, а перед ним бурлил океан. Ученики, поднимавшие головы от конспектов, напоминали пловцов, переводящих дыхание. Учитель Ли ходил туда-сюда перед длинной классной доской, как будто рисовал тушью традиционный китайский пейзаж на горизонтальном свитке. Он живет внутри пейзажа, который создал сам. Нагрузка перед вступительными экзаменами просто потрясающая! В жизни только ученицы подготовительных курсов умели справиться с напряжением, переплавить его в любовные послания и упаковать в ароматизированные розовые конверты. Некоторые девочки настоящие уродины. Сгорая от стыда и покрываясь румянцем, напоминающим угревую сыпь, вытягивали пухлую руку вперед до предела, словно бы натягивая тетиву, чтобы выстрелить в него конвертом, который держали в этой самой руке. Настолько страшненькие, что, даже если бы сразу согласились, он бы не стал ничего предпринимать. Но именно благодаря таким вот школьницам в его секретной квартирке стоял целый картонный ящик, набитый любовными письмами. Красивых девочек, которых он приводил к себе, опьяняло море розовых конвертов. Даже такие красавицы не получали столько признаний. Некоторые, увидев ящик, становились куда сговорчивее. Некоторые пусть и не слушались, но, как ему хотелось верить, благодаря ящику уступали хоть немного.
Одна девочка выдержала с часа ночи до двух, чтобы заткнуть за пояс соседку-одноклассницу, но в ответ эта соседка, чтобы одержать победу, терпела с двух до трех. А страшилка стремится превзойти десятки тысяч кандидаток. Свет ночника ярче полуденного солнца. Свою ностальгию по беззаботной школьной жизни и несбыточные мечты о счастье девочки переносили на учителя Ли. Они обсуждали его, когда обменивались экзаменационными работами, говорили, что только благодаря учителю Ли полюбили предмет «китайский язык и литература», но подспудно эта фраза означала, что благодаря экзамену по китайскому языку и литературе они полюбили учителя Ли. Они подсознательно ждали, что учеба на подготовительных курсах будет включать и какую-то сексуальную составляющую. Неосознанно их желание становилось отчаянием. Хорошо, что у него высокая переносица. Хорошо, что он рассказывает анекдоты с серьезной миной. Хорошо, что даже на доске он пишет с шутками-прибаутками. Желание превзойти десять тысяч других кандидаток, желания десяти тысяч кандидаток, нагромождавшиеся друг на друга, оборачивались прекрасным почерком в письмах, и хвостики откидных у иероглифов трепетали от влечения. Целый ящик писем – это оглушительный крик. Даже если бы почерк был вполовину красив, этого уже хватило бы. Учитель Ли вливал в девочек колоссальное желание, выстреливал их же собственной больной озабоченностью экзаменами, всю волю бессонных ночей умножал на триста шестьдесят пять дней, а потом еще раз умножал на десятки тысяч кандидаток, которых предстояло переплюнуть страшилке, и до капли изливал в красивые тела. Прекрасный оргазм. Эпическое совращение. О, великая одержимость экзаменами!
Девушкам с подготовительных курсов было как минимум шестнадцать, они давно уже отчалили от острова по имени Лолита. Фан Сыци было всего двенадцать или тринадцать, она все еще сидела посреди острова на дереве, и волны облизывали ее. Он не трогает девочек из богатых семей, бог его знает, какие неприятности учинят ему богатеи. Но девочка, похожая на фарфоровую куколку, ни за что не разобьется, если только ее специально не уронят. Было бы, конечно, здорово закрутить с ней. Это не то же самое, что помочь ученице сдать экзамен по первым желаниям, такие отношения поистине меняют жизнь. Это не то же самое, что покупать девочку. Одна школьница впервые увидела член и засмеялась над его уродством, но и завыла по-собачьи оттого, что ей предстоит вместить его жестокость; верхняя половина ее лица плакала, а нижняя смеялась, лицо приобрело трагикомическое выражение. А он так усердно раздвигал ее колени, что не успел заметить на трусиках маленький бантик в виде бабочки, присевшей чуть ниже пупка. Правда. И все из-за этого смеха сквозь слезы. Чего просить? А если не получится, тогда что? Книжная полка Фан Сыци казалась летописью острова Лолиты, с которого она хотела сбежать, но была отброшена волнами обратно на пляж.
Остров Лолиты – таинственный остров, куда он безрезультатно пытался пробраться. Страна молока и меда, молоко – ее грудь, а мед – нектары ее тела. Навестить ее, пока она еще на острове, и проникнуть в ее влагалище двумя пальцами, указательным и средним, слегка раздвинув их. Прижать ее к сочинениям нобелевских лауреатов, чтобы книги содрогнулись. Сказать, что она яркая мечта хаоса его среднего возраста, чтобы она разбилась вдребезги среди его слов, среди терминов, которых мальчики ее возраста пока не понимают, чтобы она почувствовала себя взрослой, пусть душа обманет тело. А она, школьница с полным ртом труднопроизносимых слов, задерет до пояса школьную юбку, бабочка соскользнет к ногам, и если он сзади подтолкнет ее, то тело успеет догнать душу. Соседи сверху. Самое опасное место, и оно же самое безопасное. Фарфоровая куколка. Девочка более девственная, чем просто девственница. Он действительно хотел увидеть на ее лице то же выражение смеха сквозь слезы, в противном случае он соберет все яшмовые подвески наложниц династии Цин, но в коллекции не будет хватать подвесок императрицы.
Когда Ли Гохуа впервые встретил Сыци, золотые двери лифта разъехались в стороны, обрамляя ее, словно картину. Говоря с ним, Сыци праздно прижималась виском к зеркалу, не желая рассматривать свое отражение, настолько она была невозмутима. Или же она еще не понимала разрушительной силы красоты. В зеркале ее щека казалась ярко-желтой, как парадное императорское платье из коллекции учителя, этот цвет мог носить только верховный владыка. От природы драгоценный оттенок. Под ученической формой просвечивала розовая кромка лифчика, безо всякого кружева, такие носят только невежественные девочки. Даже без косточек! Белые носки на ее белых ногах смотрелись вульгарно. Как там у классиков? Когда жаждешь белого, то сетуешь, что и снег темен. Забыл, что там дальше. Ну да ладно, в любом случае этого текста нет в списке нескольких десятков обязательных к прочтению книг, опубликованных Министерством образования.
Наступала осень. Губительная для людей пора. Ли Гохуа четыре дня жил на юге, три дня в Тайбэе. Однажды он с несколькими своими коллегами-«единомышленниками» отправился в Маокун[25] выпить. В горах народу мало, так что можно всласть поболтать. Учитель английского заявил: «На месте Чэнь Шуйбяня[26] я бы после ухода с поста пошел советником в банковский консорциум. А прямо на посту хапать и хапать довольно тупо». Учитель математики сказал: «Где ж ты хапнешь мыс на семьсот миллионов[27], но Чэня за одну только доктрину “один Китай, один Тайвань”[28] стоило бы упечь за решетку на сорок лет». Учитель английского поддакнул: «Никакой политической порядочности. Когда на пост заступал, то четырежды обещал, что “не будет”[29], в итоге эти четыре “не буду” превратились в четыре “хочу”. Хочу того, хочу этого. Но больше всего не хотел расстраивать Старшего брата». Учитель физики заметил: «Судя по тому, что пишут в газетах, многие интеллигенты поддерживают идею независимости Тайваня». Учитель Ли возразил: «Это потому, что интеллигентам не хватает здравого смысла». Все четверо посмеялись, поскольку у них-то здравого смысла в избытке. Учитель английского продолжил: «Теперь, когда по телеку показывают А-Бяня[30], я сразу переключаю, кроме тех случаев, когда рядом маячит Чэнь Миньсюнь[31]». Учитель Ли улыбнулся: «Ты что, по таким взрослым тетенькам? Мне она не нравится, слишком уж на мою жену похожа». Красивая подача. Успешная смена темы. Разговор сместился в центр их интересов.
