как всегда, когда попадались трудные, запутанные дела и поначалу казалось, что ровным счетом ничего нельзя сделать, все безнадежно, невосстановимо, невосполнимо, постепенно все утрясалось, становилось на свои места – и первая паника сменялась ясностью. И становились видны концы тех ниточек, потянув за которые, все-таки можно было кое-чего добиться. Так в развалинах здания, казавшихся бесформенной грудой, вдруг начинают проступать уцелевшие детали – карниз, оконная рама, часть колонны, угол… – и вот уже постепенно угадывается прежний облик дома; так во время обыска, поначалу казавшегося совершенно бесплодным, вдруг попадает в руки следователя клочок смятой и как будто бы совершенно бесполезной бумажки – и несколько бессвязных слов, уцелевших на ней, дают толчок мысли, которая, уцепившись за эту крохотную соломинку, добирается в конце концов и до нужной, решающей сути.
Это только поначалу кажется, что ничего сделать нельзя. Сделать всегда что-то можно. Безвыходных положений не бывает.
И в конце концов Бойченко почувствовал, что его начинает охватывать знакомый азарт.
«Петр любое дело может обыграть, он умница», – говорили о нем его приятели. «Был бы человек, а дело, если нужно, найдется» – вспоминается и такая еще поговорка, циничная, но, увы, точная в отношении потенциальных возможностей следователя. «Раз надо – сделаем!»
Оставалась дилемма: либо исследовать все вероятные версии, либо новым расследованием укрепить старую версию, что убийца – Клименкин, и он один. Что выгоднее? Что нужнее? Что проще наконец?
Бойченко принялся за работу.
Да, все бы хорошо, если бы…
Зачем?
Сам факт предстоящего нового суда был для Беднорца неприятным сюрпризом. Вернувшись в Москву после второго процесса, он был, как и корреспондент «Литературной газеты», уверен, что дело прекратят производством, ибо ясно: доказательств вины Клименкина нет и не будет, следствие исчерпало все свои возможности, восстановить упущенное нельзя. И если все же продолжать искать подлинного убийцу или убийц, то Клименкина-то можно оставить в покое.
Но в начале лета до него дошли слухи, что следствие по делу Клименкина идет полным ходом, взялся за него способный молодой следователь – «по важнейшим делам», – и как будто бы пытаются подвести новые подпорки под развалившееся, гнилое здание старого следствия.
Дурные предчувствия были у Рихарда Францевича. Он был почти уверен, что дело опять фабрикуется – вопреки очевидным фактам, вопреки человеческой совести, вопреки всему. Честь мундира! Сколько жертв принесено ей… Но сделать он пока ничего не мог. С горечью ждал окончания следствия и не сомневался, что мать Клименкина конечно же опять обратится к нему с отчаянной просьбой взять на себя защиту ее сына на новом процессе, ибо опять нависает над ним угроза расстрела. Что он ответит ей? Чем поможет? Он согласится, конечно, но как же мучительно сознавать свою беспомощность! А ведь время идет. И если не обманывают его предчувствия, то время работает против Клименкина. И на истинных виновников преступления.
В один из осенних дней Татьяна Васильевна Клименкина позвонила Беднорцу. Со слезами она просила его взять на себя защиту ее сына в предстоящем третьем процессе. Как мог он ей отказать?
Начало третьего процесса
Третий процесс по делу Клименкина открылся 10 ноября 1971 года. Председательствующая, член Верховного суда Туркмении Наталья Гурьевна Милосердова, огласила обвинительное заключение, составленное следователем Бойченко…
Глядя в непроницаемое лицо судьи – строгой, суховатой женщины, Беднорц чувствовал: это не Алланазаров, писатель, знаток и исследователь человеческих душ, внимательный и вникающий во все тонкости. Здесь все будет по-другому.
И не ошибся.
Еще перед началом процесса, знакомясь с делом, «прибавившим в весе» на целых три тома – вот как поработал талантливый Бойченко! – Рихард Францевич понял: предчувствия не обманули его. Все было точно: ни одной новой версии не было по-настоящему исследовано, хотя формально они как будто бы и рассматривались, но только формально. Нет, всю свою энергию, весь свой недюжинный талант следователя Бойченко употребил на то самое: любыми средствами укрепить ошибочную старую версию. И надо признать: добился больших успехов… Не в выявлении истины, нет. Во внешней солидности, внешней доказательности, обманчивой «красоте», «элегантности» следствия. Множество новых протоколов допросов – составленных уже не с тем унылым однообразием, как это было у Абаева, а расцвеченных подробностями, деталями, исподволь, незаметно убеждающими в искренности свидетельских показаний, – так что и бывалому человеку легко было этому гипнозу поддаться. Вдобавок показания всех важных свидетелей были записаны на магнитофон и ленты приложены к делу. Появились в деле эффектные, цветные схемы – как, например, копия генплана города Мары с районом происшествия, от вокзала до общежития, где арестовали Клименкина, множество фотографий. Вынырнул из небытия нож Клименкина – «орудие убийства» (на котором, впрочем, так и не было обнаружено следов человеческой крови!), – нож, который якобы уже был «уничтожен» после первого процесса, о чем в деле даже имелся акт. И, конечно, одним из главных героев фантастического построения Бойченко стал Ичилов – тот самый Ичилов, который вызвал опасения адвоката еще на втором процессе, но так и не явился тогда на судебное заседание. Теперь Ичилову было посвящено множество страниц, он был снят на десятках фотографий: вот он «опознает» нож Клименкина, которым якобы тот «играл», сидя на вокзале в ночь убийства, вот Ичилов «опознает» самого Клименкина среди троих стриженных наголо, как видно, тоже заключенных парней. Полный, высокий, добродушный по виду Ичилов показывал пальцем на нож, лежащий среди других ножей, якобы опознавая именно этот, на бледного, худого, унылого Клименкина (сидящего в тюрьме вот уже полтора года в ожидании еще вполне вероятной, как выясняется теперь, смертной казни)… Особенно поразил кусок газеты с небрежно оторванным краем, зачем-то подшитый к делу. Это был номер от 28 апреля 1971 года. «Новый шаг в космосе» – таков был заголовок статьи, повествующей о благополучном возвращении экипажа «Союз-10»… Поначалу Беднорц никак не мог взять в толк: зачем? Наконец понял. Для того чтобы доказать, что свет в женском туалете, где произошло нападение на старую женщину, был достаточно ярким, а потому показания потерпевшей о «коричневом пиджаке» и «рыжих волосах» парня могли считаться достоверными, для этого вот Бойченко водил понятых на место происшествия и давал читать этот кусок газеты… Это пахло кощунством, но что до того следователю, который уже не видит ничего вокруг, кроме цели, на пути к которой стремится использовать любые средства!
Тома полтора были посвящены Каспарову. Допросы, очные ставки с Клименкиным, участниками опознания, другими свидетелями, справки, характеристики, телеграммы, которые посылал он по инстанциям вместе с матерью Клименкина и невестой Светланой. И везде, везде попытки любым способом дискредитировать
