Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
поздно сожалеть, когда уже Сидни Лотт решит, что есть кое-что получше, чем в ее компании по воскресеньям ходить в такую даль в церковь или вообще куда бы и когда бы то ни было. Будет слишком поздно, когда он начнет смотреть сквозь нее, словно ее и не существует. И как она будет себя чувствовать, когда это случится?
Бесс сказала, что ей это безразлично, потому что она ненавидит Сидни Лотта и предпочитает ходить одна.
В доме не было книг, кроме тетиной Библии. Букварь, по которому отец учил ее читать, был взят взаймы и давно возвращен учителю из Льюистауна. Дни Бесс тянулись долго и были пустыми. Бóльшая часть времени уходила на выслушивание рассуждений тети Джули о множестве дел, которые ей приходится делать, и о самых разных вещах, которые она ненавидит, например об оленине, турнепсе, лошадях, ослах, мулах и католиках. Бесс выполняла свои обязанности, а когда с ними бывало покончено, играла сама с собой в шашки или ходила на прогулки со своим любимым лошаком и мечтала посещать школу, как Сидни Лотт.
Вечерами она сидела на крыльце, глядя на каменистую дорогу, ведущую на запад, а однажды в библиотеке в Льюистауне – когда тетя Джули относила кекс с тмином женщине, сломавшей бедро, – Бесс спросила толстого мужчину в желтой жилетке, с очками на носу, можно ли ей посмотреть дневники президентской экспедиции на западные территории. Тот ответил: можно, если она запишется в библиотеку. Те, кто записан, могут смотреть любые книги, какие пожелают. Для этого Бесс должна была всего лишь заплатить годовой взнос, составлявший девять шиллингов.
За спиной толстяка Бесс видела бесконечные ряды книг, выставленных в застекленных шкафах, и столы, за которыми можно было сидеть и читать их. Там и сейчас сидели люди.
Девять шиллингов.
Вечером накануне отцовского отъезда она лежала на своей узкой кровати за занавеской и слышала, как отец, сидя за столом, рассказывал тете Джули о часах и золотом кольце матери Бесс, которые он оставлял на случай, если им понадобятся деньги. Она посмотрела через плечо мужчины в очках на ряды книг, на их темные корешки: интересно, которые из них те, что ей нужны? Ей так хотелось увидеть карты: реки и места, где могли обитать гигантские животные и где, возможно, находился в этот момент ее отец, проследить путь, которым он, вероятно, будет возвращаться, и сохранить в памяти картинку – ее отец едет по этому пути домой. Она ломала голову: как бы сделать так, чтобы тетя Джули не заметила исчезновения часов или кольца, но ничего не могла придумать. Часы на стене были первым, что видел человек, входивший в дом, а где хранится кольцо, она не знала. Раньше отец носил его на шее, спрятав под рубашку.
Мужчина в очках смотрел на нее с высоты своей рабочей стойки. Бесс была достаточно взрослой, чтобы знать: когда очень чего-то хочется, лучше всего сделать вид, что это вовсе не так. Она повернулась и пошла к выходу, изо всех сил стараясь держаться с достоинством и выглядеть беззаботно. Но все равно не сомневалась, что мужчина смеется над ней, когда он окликнул ее и спросил, есть ли у нее деньги на то, чтобы записаться в библиотеку.
Нет, ответила Бесс, у нее их нет.
Годовщина со дня отъезда ее отца наступила и прошла, Бесс исполнилось одиннадцать. Снова пришла зима, девочка мысленно рисовала картину возвращения отца с пушистой шкурой, достаточно большой, чтобы укрыть полы во всем доме, от чего ногам станет тепло; и все – тетя Джули, Сидни Лотт и толстый библиотекарь в очках – будут завидовать и хотеть, чтобы у них был такой же ковер.
В течение долгого времени снег ложился вокруг дома сугробами и мокрыми хлопьями укрывал животных на выгоне. Окна сковывались льдом изнутри, и Бесс теплым дыханием протапливала дырочки, чтобы можно было смотреть наружу. Каждый день она говорила себе, что сегодня письмо уж точно придет, но писем все не было.
Поскольку с Сидни больше не дружила, она мало с кем разговаривала, кроме тети и их соседа Элмера Джексона, когда тот приходил помочь управиться с мулами, а после, вечером, ел ужин, приготовленный для него тетей Джули, чтобы компенсировать его труды.
В результате Бесс часто оставалась одна и из-за одиночества приобрела привычку разговаривать вслух сама с собой.
– Через восемь месяцев у нас будет четыре новых мула и придет лето. Дни станут долгими и светлыми, зацветет картошка, и мне исполнится двенадцать лет.
Письма, ах!
Тридцать штук, сложенные в четыре небольшие пачки, перевязанные бечевкой, врученные с разными интервалами: голландскому земельному агенту и его жене, солдату, испанскому монаху, шкиперу речного судна, на котором Беллман плыл вверх по реке.
Все обещали, что, очутившись в Сент-Луисе или Сент-Чарлзе, доставят их на почту.
Возможно, в тот день, когда голландский земельный агент с женой переплывали Миссисипи, один из гребцов был пьян. Или, возможно, широкое плоскодонное судно врезалось в глыбу дрейфующего льда, или семейство со множеством детей, с повозкой, двумя лошадьми и коровой вдруг столпилось на одном борту и нарушило равновесие судна. Так или иначе, паром (новенький, только что построенный господами Макнатом и Брейди, коммерсантами из Сент-Луиса, которые купили старый плот из сдвоенных пирог и заменили его новым вскоре после того, как Беллман переправился на нем через реку в начале зимы) накренился, опрокинулся, и все оказалось в воде, включая жену голландского земельного агента и сундучок, в котором лежала маленькая пачка беллмановских писем, сложенных и перевязанных бечевкой. Ледяная вода смыла чернила, которыми было накарябано имя Бесс и безграмотное описание места, где находился его дом в Пенсильвании, а потом сложенная бумага, словно губка, впитала в себя воду, пачка писем отяжелела и опустилась на дно, где ее засосало в миссисипский ил.
Остальные потери были менее драматичными, хотя и не менее случайными. Одну пачку из кармана брюк спящего солдата вытащила собака
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
